Бывших не бывает

«А ведь я его исповедывал… Голос знакомый… Но убей – не могу вспомнить, кто это».

– Мечами разживёмся, доспехами, холопами, рухлядью, – принялся мечтательно перечислять первый. – Богатые они там, аж удивительно. А ратники говённые. Словом, спаси тя Бог, сотник Михайла Фролыч…

– Это да-а… Помню, как на сходе за те мечи за грудки друг друга рвали. Корней с присными, почитай, все себе загребли. Лучшим мечникам, тьфу! Голытьбе всякой! Теперь-то пыху посбавят.

– А ну, цыц! – шёпотом прикрикнул Фома. – Спать всем! Завтра в бой. И послезавтра тоже. И пока всё Заболотье не разорим, не до сна будет.

«Так, этим не столько пограбить, сколько раздавить эпарха Кирилла. Понимают, что гибель внука его подкосит… Но грабить хотят, аж потные ладошки зудят. А ведь в этом десятке одни богатеи.

Господи, спаси моего поднадзорного! Он достоин жизни! И, Создатель, я, недостойный раб Твой, очень хочу посмотреть на вытянувшиеся рожи Фомы и его акритов. Молю, доставь мне эту малую радость!»

Разговор затих, и священник уснул. К нему пришёл второй сон: сладкий, но чуткий. И снилось отставому хилиарху, что не потерял он ногу на том страшном поле, не полегли там его солдаты. Он снова видел себя на фланге строя, и могучее многорукое и многоногое, блещущее бронзой и сталью, чудище таксиархии вновь покорно его воле.

Огонь снова уполз дальше по нодье. Проснувшийся Харитоша подивился улыбке, блуждающей по лицу спящего отца Меркурия, пробормотал что-то под нос и осторожно, чтобы, не дай бог, не разбудить, перетащил священника вслед за огнём.

Второй раз отставной хилиарх проснулся перед самым рассветом и опять стал свидетелем интересного разговора.

Беседовали полусотник Лука Говорун, десятники Алексей Рябой и Игнат. Воеводские бояре.

– Дядька Лука, а выручим ли Михайлу? Четвёртый день пошёл, – в голосе Игната прозвучала нескрываемая тревога.

– Может, и выручим, – отозвался вместо Луки Рябой. – Вести те ещё. Прибёг-то христианин беглый, смерд. Или холоп – у них там не поймёшь. Сам ничего не видел – слышал только. В деле воинском ни хрена не понимает. Мож, наших там убивать никто и не хочет, а меж собой у заболотных пря вышла. Тогда живёхонек Михайла – никто на оружных просто так, когда сеча на носу, не попрёт. И тогда сидят наши где-нито станом и попугивают, если кто сунется. Только бы молодой сотник по дури юношеской сам не вписался. Но на этот случай там Егор есть – удержит.

– А если нет? – не унимался Игнат.

– Не ори! Не ровён час кто услышит! – шёпотом прикрикнул Лука.

– Не, храпят все, – успокоил Алексей Рябой. – А костровые далеко – не услышат.

– Если вляпался Михайла, – Лука понизил голос, – то жопа. Повезёт – сядут в крепкое место и отбиваться будут, а там как Бог рассудит. Не повезёт – понятно. Только вот что я вам скажу, бояре. Мы у Корнея из рук мечи и боярство приняли, и внука его искать будем, пока не отыщем. Живого или мёртвого. До тех пор никому ни добычу брать, ни жечь, ни баб топтать не позволю! Сам рубить буду и вам то же приказываю! Поняли?!

– Чего уж тут не понять, – хмыкнул Рябой.

– Вот и добро, – прогудел Лука. – А теперь слушайте в оба уха, бояре. Если Михайлу не вытащим, то делу его пропасть дать нельзя. Оно его головы важнее.

– Это какое?

– Школа воинская. Я-то думал, что дело Корней придумал, да с попом давеча поговорил, и он кой-чего завлекательного рассказал. Преизлиха умный нам поп попался, и послушать его не грех. Так вот сказал он, что мы, конечно, новиков учим, как издревле заведено, но того мало. И Ми-хайла с Корнеем то поняли. А Михайла как бы не лучше Корнея. Он своих отроков не только воевать учит, но и наукам, и ремёслам, и всякому, а главное – земли устроению, боярской науке. Так что лет через десяток-полтора те из его сопляков, кто выживет, будут готовые десятники, сотники, а то и бояре. В ятвяжских землях, куда мы летом пойдём, это ой как пригодится.

– Точно пойдём?

– Вприпрыжку побежим, задом взбрыкивая! И останемся там. И земли под себя брать будем. И выгрызем там такие боярства, что не у всякого князя эдакий удел сыщется. Если живы будем, само собой. Поняли, что Корней с Михайлой задумали?

– Поняли, – протянул Игнат.