Бывших не бывает

«Правильно боишься! Но сейчас, похоже, зря. Никто в здравом уме такого певчего гуся не тронет. Да и потом, скорее всего, тоже – ты слишком много знаешь, а здешние начальствующие слишком мало… И, похоже, Создатель действительно прощает тебя, Моисей – он направил тебя к искуплению…»

– Помолись, отче Моисей, – отец Меркурий поймал взгляд собеседника и уже не отпустил. – Истово помолись! Благодари Господа – Он тебя для чего-то нынче предназначил! А потом ложись спать – это лучшее лекарство от пустых страхов.

– Спаси тебя Бог, отче Меркурий, – заболотный священник склонился в поклоне, распрямился и ушёл.

А сам отец Меркурий, еле волоча ноги от внезапно навалившейся смертной усталости, зашёл в свою каморку, сел на лавку, снял сапог вместе с деревянной ногой, а вот живую разуть не успел – уснул.

* * *

Пробуждался священник тяжко. С мыслями о том, что неплохо бы передушить всех петухов, горластых пернатых паршивцев, и сожрать их тушёнными в красном вине…

Однако, встать всё же пришлось. Что тоже оказалось непросто – тело отставного хилиарха совсем затекло. В очень уж причудливой позе сморил его сон.

«Ох! Малака! Та-а-ак, теперь ногу… Гамото су! Рас-прям-ля-ем-ся… Ай! Малака! Встали наконец… Это старость, старина… Грустно, но делать нечего – помолодеть ещё никому не удавалось. Ладно, пора в церковь – надо служить».

Отец Моисей уже ждал отца Меркурия. Служили вдвоём в полупустой церкви – день будний, и в селе всем есть чем заняться. По окончании литургии, когда погасили свечи, отец Моисей вдруг обратился к отцу Меркурию:

– Ты бы пожалел себя, отец иеромонах! На приходе это не в монастыре – все службы по полному чину одному не выдюжить, а у тебя и других дел полно. Загонишь себя.

– А как же?

– Да вот так! Полным чином только в больших храмах, где священников много, служат, а на приходе… И прихожанам некогда, и самому о пропитании думать надо – одним даянием общины, может, и проживёшь, а вот детей не поднимешь. Это здесь, в воинском селе, богатые все, а у смердов лишнего нет. Да паства должна пастыря если не в поле, то в огороде видеть, что землю пашет… Так что я литургию трижды в неделю служил, если не Великий пост, Страстная седмица и Двунадесятые праздники. Неужель тебе о том никто не сказал?

– Не поверишь – никто! – усмехнулся отец Меркурий. – Это мой первый приход, да и в сан я рукоположен недавно, и служил только в монастыре.

– Оно и видно, – в свою очередь усмехнулся отец Моисей. – Все вы, иеромонахи, всё монастырским чином норовите, а мир – не монастырь!

– Ну спасибо за науку, брат во Христе… – начал ратнинский священник, но закончить не успел.

– Здрав будь, отче! – в церковь, на ходу сдёрнув шапку и трижды торопливо перекрестившись, влетел давешний воеводский холопчонок.

– Чего тебе, отрок? – спосил отец Меркурий.

– Отче! – парнишка вытянулся в струнку. – Боярин-воевода со всем уважением велел тебе не мешкая быть у старосты Аристарха! Меня в провожатые послал, отче!

– Так и сказал – «со всем уважением»?

– Так и сказал, отче! – Паренёк старательно ел глазами отца Меркурия. – Позвал меня и говорит: «Дуй к попу мухой. Скажешь, что я его со всем уважением к старосте зову. Пусть, значит, жопу в горсть и резвым кабанчиком быстрее собственного визга, только вежливо скажешь, а то уши вырву!»

«Это не тот, случайно, которого я обращению со своей особой учил? Наука впрок пошла. А вот мне сейчас ума-то под хвост напихать попробуют… Ну, пусть попробуют… Сегодня мы, пожалуй, кое-что для себя выясним. Оба!»

– Здрав будь, – по-простому кивнул воевода, едва священник появился в дверях. – Садись.

Отставной хилиарх сел на лавку и огляделся: напротив, подперев себя горой подушек, в полулежачем положении устроился староста Аристарх, а у него в изножии утвердил на табурете свой сиятельный зад воевода Корней.

– Ну? – лаконично поинтересовался Корней.

– Морозно сегодня, – пожаловался в ответ священник.

Аристарх молча улыбнулся.

– Что поделываешь, отче? – с подчёркнутой ласковостью осведомился воевода. – Не надо ли чего? Не донимает ли кто? Не обижают ли? А может, сказать чего хочешь?

– Ну я мог бы сказать, что дрова рублю, – ухмыльнулся в ответ отставной полутысячник, – но вроде бы с тобой разговариваю, и ты меня на разговор зазвал, да ещё при свидетелях. Так что давай к делу. Спрашивай!