– Нишкни! – оборвал его Аристарх. – Идут сюда!
И точно – за дверью послышались приближающиеся торопливые шаги, грохот, визгливая бабья скороговорка, потом короткий и злой мужской рык, затем бабий не то восхищённый не то испуганный писк и наконец в дверь загрохотали кулаком:
– Батюшка, Листвяна рожает! – рыкнул Лавр, не переставая долбать пудовым кулачищем по доскам двери.
– Ах ты, Господи, ядрёна Матрёна! Иду, Лавруха! – подхватился Корней.
Воевода куда-то исчез. Остался только ошеломлённый отец. Боярин сначала рванулся к двери, чуть не снеся по дороге отца Меркурия, потом с полпути развернулся, схватил шапку и снова скакнул к двери, откинул засов, но отчего-то начал тянуть дверь на себя, потом сообразил и со всей дури толкнул её наружу.
– Убьёшь же, батюшка! – воскликнул еле успевший отскочить куда попало Лавр.
Куда попало сначала отозвалось грохотом рушащейся домашней утвари, а потом взвизгнуло дурным бабьим голосом. Но всю эту какофонию перекрыл бодрый стук деревяшки – воевода Корней рвался к своей женщине. Что он там будет делать и чем сможет помочь, погорынский властитель даже не думал.
– Батюшка! Куда без тулупа! – заревел Лавр. – Стой, батюшка, в рот те дышло! Застудишься к распротакой матери!
– Сдохну сейчас! – сообщил мелко трясущийся от смеха Аристарх. – Доконает Кирюха своими выходками! Ты-то чего столбом встал? Беги за ним – мож, уймёшь, пока башку себе не расшиб. Или помолись – всё больше пользы, чем сейчас от Кирюхи.
– Иду, – священник встал.
Напоминание о долге погасило все эмоции.
– Погодь, – остановил Аристарх. – Ты говорил, что случай помириться представится?
Отец Меркурий молча кивнул.
– Тогда крепко помолись, чтобы Лиська опросталась удачно! От самого естества помолись, чтобы тебя там и с засранными ушами услышали!
Отец Меркурий снова кивнул, развернулся и вышел.
На Лисовиново подворье отец Меркурий прихромал как раз к началу основных событий. Собственно, событий как таковых практически и не было. Настёна, злющая, как раненная в задницу рысь, на мгновение появилась во дворе и, наплевав на всяческую субординацию, заявила трясущемуся от своего бессилия воеводе:
– Корней, сгинь с глаз! Нечего тебе тут! Не путайся под ногами!
– Аааа… – попытался что-то сказать воевода.
– Сгинь! – рявкнула лекарка и, выцепив взглядом священника, указала: – Вон, к попу ступай! Помолитесь там – всё польза!
Воевода круто повернулся через левое плечо, шагнул к священнику и выдохнул:
– Пошли!
И они пошли. Через сугробы, хромая каждый на свою деревянную ногу, поддерживая друг друга, а временами и вытаскивая сотоварища из снежных куч. Отец Меркурий походя подивился тому, как, оказывается, резво могут скакать два инвалида на деревяшках, если объединены одной целью и помогают друг другу. По крайней мере, Лавр, всё ещё с отцовским тулупом в руках и матерной руганью на устах, отставал от них минимум на полкорпуса.
В церкви, как ни странно, обнаружился отец Моисей.
– В чём дело, отец Меркурий? – кинулся он к отставному хилиарху.
– Потом! – отмахнулся отец Меркурий. – Зажигай свечи – поможешь служить.
– Что служить?
– Молебен во благополучное разрешение от бремени рабы Божьей… – отец Меркурий повернулся к воеводе – крестильное имя воеводской любовницы вылетело у священника из головы.
– Листи, – выдохнул Корней.
– Во Христе! – рявкнул отставной хилиарх, чуть было не добавив чего покрепче.
– Ас…кле…пиз… – замялся Корней.
«
– Ас-кле-пи-до-та! – отчеканил отец Меркурий. – Дитя заделал, а имени матери не выучил! Ничего, ты у меня его как титул базилевса затвердишь! Десять раз «Отче наш», десять земных поклонов – пошёл!
«
Однако ко всеобшему удивлённому онемению, грозный сотник Корней, воевода Погорынский, а для знающих и вовсе Корзень, смиренно положил крестное знамение и зашептал: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…», а со словом «Аминь!» истово ткнулся лбом в пол. После чего разогнулся, перекрестился и продолжил…
«
И отец Меркурий, наскоро напялив епитрахиль, поспешил к Царским Вратам.
Служил отец Меркурий истово. Что называется, с душой. Как и положено пастырю, предстоял во главе стада Христова и направлял хор молящихся к священному во Христе согласию.
Народ в церкви всё прибывал, и новые голоса присоединялись к сонму просящих Заступника и Утешителя воспомоществовать приходу в мир сей новой жизни во исполнение Завета Его. Хоть и отдался отец Меркурий служению целиком, но краем глаза всё замечал.