— Я знал его, — промолвил Лясота. — Его звали Теодор Звездичевский. Он был моим другом и соседом в Ляхии. Он… погиб?
— Наверное, — помолчав, ответил князь. — Он прибыл в Загорье, я ввел его в курс дела, и он отправился к пещерам. К сожалению, как раз в это время в моей семье случилось несчастье — моя жена трагически потеряла ребенка, и я не мог составить ему компанию, хотя и был должен. Больше его никто не видел.
Лясота кивнул. Остальное было понятно без слов.
— Но откуда это знаете вы? — поинтересовался князь. — Утечка информаций? Из Третьего отделения?
— Это невозможно, — усмехнулся Лясота. — Просто я… тоже работал на Третье отделение. Вернее, учился. Теодор намного обгонял меня в учебе, раз именно его послали к вам как молодого специалиста. Он был отличником, подавал большие надежды. А я — так, середняк. Не без способностей, но…
— Вы — тоже ведьмак?[14]
— Бывший. Девять лет назад мои способности… покинули меня. За Каменным Поясом один шаман в становище биармов обещал, что рано или поздно они вернутся, но прошло уже почти три года, а я до сих пор
— Понимаю. Но разве такое возможно? Потерять данные при рождении способности…
— Можно. Если бы вы побывали там же, где и я… Благодарю высшие силы за то, что сохранили мне хотя бы жизнь и здравый рассудок!
— Понимаю, — повторил князь.
— Ничего вы не понимаете. — Решившись, Лясота задрал рукав рубашки, показывая старые шрамы на запястьях. — Десять лет назад к вам приехал Теодор Звездичевский, а вы помните, что произошло примерно через год?
— Восстание.
— Да, и я был одним из его участников, членом Общества Спасения. Хотел завербовать и Теодора, как человека, которому можно доверять, но вы же знаете его судьбу.
— Так вы, Петр, один из тех…
— Да. Свои способности я потерял в крепости, перед отправкой на каторгу. Я пробыл там пять лет. Потом — бежал, скрывался у биармов какое-то время. Затем пошел в приказчики к торговцу пушниной. Через некоторое время рискнул вернуться сюда.
— Под чужим именем, — догадался князь.
— Да. Петр Михайлик никогда не учился в школе при Третьем отделении. Зато там наверняка кое-что знают об Александре… то есть Лясоте Травнике.
Он замолчал. Пальцы князя крепко сжали его локоть.
— Вы спасли мою дочь, — промолвил Владислав Загорский. — Княжна Владислава — страж и щит на вратах в подземное царство. Она пока еще ничего не знает о своем предназначении, но я как можно скорее начну готовить девочку к… к этому. Вам же — спасибо. Вы даже не догадываетесь, что было бы с миром, если бы вход оказался открыт. Не только я, как отец, — все человечество должно быть вам благодарным. Я напишу в Третье отделение этому Юлиану Дичу…
— Нет! — шарахнулся Лясота. — Вы поклялись, ваше сиятельство, жизнью вашей дочери. Если сделаете это, вы потеряете Владиславу навсегда!
Он был уверен, что ради своей свободы сделает и не такое. И плевать на какое-то там человечество! Своя шкура дороже.
— Вы меня перебили, — спокойно продолжал князь. — Я напишу в Третье отделение, что никогда не видел, не слышал и ничего не знаю о человеке по имени Петр Михайлик. Факт возвращения Владиславы в отчий дом скрыть не удастся, но я сумею придумать правдоподобную историю. А вам я обещаю выправить паспорт на
Вот так-то. Коротко, вежливо и недвусмысленно. Паспорт и деньги. Награда за хорошо проделанную работу. Князь Загорский прав — зачем ему держать здесь беглого каторжника и мятежника? Мало неприятностей и без него? Поблагодарить, заплатить — и выставить. Судьба.
— Есть, — кивнул Лясота. — Мне есть куда пойти.
27
Свою дочь князь Владислав нашел в саду. С тех пор как три года назад Владислава Загорского оставила жена, он перестал бывать в загородном доме, который в свое время обставил и перестроил в честь женитьбы. Тогда же, почти двадцать лет назад, был заложен и этот парк, переделанный из обновленной дубовой рощи. Были высажены липовые, березовые, рябиновые, сосновые аллеи, полностью обновлен берег пруда, вдоль посыпанных галькой дорожек высажены кусты сирени, акации и другие кустарники. На газонах разбиты клумбы. Елена Загорская любила, когда цветы растут просто так, а не срезаны и поставлены в вазоны. Для нее же построили оранжерею, где цветы появлялись круглый год. Однажды Владислав Загорский выписал для супруги даже несколько орхидей.
Однако после ее отъезда парк оказался заброшен. Дичали и вырождались цветы на клумбах, которые мало-помалу приобретали неряшливый вид. В давно не подстригавшихся кустах бурно росла крапива и клены, зарастали дорожки, по которым больше некому было гулять. Рвения садовника хватало только на то, чтобы выкашивать на газонах траву да убирать сухие ветви, падавшие с деревьев.