c285a7eccf6c47a8940aca7d41c99d04

И в этот момент я понял сразу несколько вещей. Во-первых, моя невеста сознательно доводила своего противника до боевого безумия. Именно для того, чтобы тот начал сражаться не с целью демонстрации мастерства, а желая убить врага. Во-вторых, не так уж монгол был быстр, чтобы припереть ее к колонне и лишить возможностей маневра. Она позволила ему это сделать. В-третьих, она могла уйти и от последнего смертельного удара. Ни мне, ни ее отцу не обязательно было вмешиваться. Ну и, наконец, в-четвертых, эта коза все это затеяла специально, чтобы Чэн Шу вмешался.

Мои современники предпочли бы поговорить. Примерно так:

«Знаешь, папа, я люблю Лешу, и мне плевать, что ты по этому поводу думаешь!»

«Не смей дерзить мне, девчонка!»

«Мне не пять лет, чтобы ты мог мне что-то запретить!»

«Пока ты живешь в моем доме!..»

«Я уже давно не живу в твоем доме, па! Я взрослая женщина и сама решаю, с кем мне встречаться!»

«Он тебя не стоит! Послушай, Юля, он же калека!»

«Да хоть инвалид, это мой выбор, ясно?!»

«Подумай хорошо!..»

«Это ты подумай хорошо! Ты готов из-за своей гордыни лишиться и зятя, и дочери?»

«Как ты можешь так говорить?»

«Я. Так. Говорю. Свой выбор я сделала. Давай, твоя очередь! Выбирай! Влиятельный зять и счастливая дочь или одинокая старость?»

«У меня есть еще и сыновья!»

«Которые начнут делить твое наследство в тот момент, когда ты в первый раз продемонстрируешь слабость. И мы оба понимаем, что этот день не за горами!»

«Хочешь сказать, твой будущий муж не поступит так же?»

«Я хочу сказать, что твоя дочь так никогда не поступит».

В общем, так бы говорили родственники в мое время. Где-нибудь в России или любой другой стране западной цивилизации. Но тут у нас был древний Китай. И китайцы-аристократы. Которые по-другому не могли донести мысль. Все через боль и превозмогание.

— Прекрасный бой! — наплевав на нормы этикета, я в три длинных прыжка подскочил к невесте, взял ее за локти и заставил выпрямиться.

Девушка улыбнулась мне одними глазами. От этого взгляда внутри все перемешалось, будто кто блендер включил. Тряхнув головой в попытках сохранить трезвый ум, я прошептал так, чтобы только она могла услышать.

— Я восхищен. Вы очень хитрая и коварная, госпожа Чэн Юэлян.

Ответом мне была уже открытая, чуть смущенная улыбка. И слова:

— Ну что вы, стратег Вэнь. Я недостойна этой похвалы.

В итоге Чэн Шу затаился. Без вариантов. Прощаясь, он улыбался. Оставил кучу подарков и сказал множество теплых слов. Обещал, что теперь мы будем встречаться чаще. Заверял, что лучшего выбора для его дочери (да и для Поднебесной в целом!) не существует. Я кивал и улыбался. Но не верил.

Слишком быстро старый лис переобулся. В мое время сказали бы — в прыжке. Только что строил козни и раз — лучший друг. И дочери выходку простил (а это для китайцев непросто!), да и зятю будущему провал тоже. Да-да-да! Был бы он таким добрым и отходчивым, до своих лет не дожил бы. И парочку городов не подмял.

Но — не убивать же его теперь! Юэлян, кажется, была довольна тем, как все разрешилось. Мои капитаны страшно гордились проведенным приемом и еще больше — поступком молодой госпожи. Про ее бой с монголом разве что баллады не писали — и то лишь потому, что у китайцев такой традиции не было. Схватка на пиру обросла множеством придуманных подробностей, в которых Юлька, естественно, не проигрывала бой, а вполне себе уверенно гоняла противника по всему залу.

Дошло до того, что моя невеста получила от коллективного-бессознательного почетное прозвище «Осенний ветер», и ей стало трудно передвигаться по лагерю, потому что везде появлялись восторженные поклонники, смиренно просившие показать «тот самый удар», которым она разрубила Хуань Богэ на две части. Да, большинство просителей отлично знали, что хунну вполне себе жив и здоров, но когда общество интересовала грубая действительность?

А меня вот очень. Мифотворчество — это, конечно, здорово. И приятно будет узнать, что через пятьсот-семьсот лет меня с Юлькой причислят к небесному пантеону, как богов коварства и хитрости[2], но жил-то я сейчас. И не верил, что Чэн Шу способен произошедшее взять и оставить.

Типа он посидит такой в одиночестве, подумает и скажет себе: «Шу, старина! Ты же отлично понимаешь, что во главе угла для тебя должно стоять счастье дочери! Твои желания и стремления вторичны. Ты немолод, уже достаточно пожил, дай же теперь дорогу молодым, тем более они так здорово себя показывают!»

Такого внутреннего монолога у него не было. И не могло быть. Старый лис хотел получить все — это «Троецарствие», а не восьмой сезон «Касла». Тут все очень хотят спасти Китай, и каждый по своему, единственно верному плану. Чэн Шу и дочку мне присватал, чтобы контролировать талантливого стратега. И крылышки ему подрезать, если придется. Только чувств молодой госпожи не учел. Или, точнее сказать, ее честолюбия.