Кладбище Бельфлёров на поросшем травой холме. Кованая железная ограда, траченная ржавчиной. Вычурные кованые ворота, которые не открывали годами, так что нижние зубцы вросли в землю. Он поднял заднюю левую лапу и помочился на ворота, а потом вбежал внутрь и помочился на первое же попавшееся надгробье. Мрамор, ангелы, кресты, гранит, мох, лишайники и настоящие папоротниковые джунгли. Глиняные горшки на могилах. Высохшие скелети-ки растений, цветов. Он понюхал большое квадратное надгробие с великолепной блестящей поверхностью и грубыми, неровными краями. Но эпитафии он, разумеется, прочесть не мог. Высокая трава шелестела. Ему чудились хриплый шепот и приглушенные крики. Хоть и напуганный, убегать он не желал. Он слегка втянул голову в плечи, уткнулся носом в землю, обтягивающая ребра кожа затрепетала, но убегать он не желал. Бельфлёрам его не напугать. И он осторожно двинулся к сооружению, похожему на небольшой домик, — храму высотой футов пятнадцать, с четырьмя колоннами, с высеченными по краям ангелами и крестами и эпитафией. Буквы надписи были высотой в фут, однако прочесть ее он не мог, да и не хотел, и без того зная, что говорится в ней о каком-нибудь Бельфлёре, который умер, но однажды непременно воскреснет. Джонни надолго задержался у странной невысокой фигуры с собачьей головой — неужто и впрямь собака? Или, может, ангел такой? — охраняющую вход в храм. Он понюхал ее, после чего опять задрал заднюю лапу и с презрением потрусил дальше.
Возле одного из свеженасыпанных холмиков Джонни пнул несколько глиняных горшков, которые раскололись на большие нелепые черепки. Он ухватил зубами маленький флажок — американский — и попытался разодрать его.
— Видали, что я могу, — говорил он. — Гляньте, что могут Доуны.
Глиняным черепком он попробовал нацарапать свое имя на черном, как смоль, надгробье, но черепок оказался недостаточно острым. Ему бы сейчас долото с молотком…
Гляньте, на что способны Доуны!
Вдруг он испугался. Неужели он произнес это вслух? Джонни не знал. Он с трудом различал, где шепоты, где крики, а где просто его беззвучные мысли, но, может, Бельфлёры его слышат, может, кто-то из наемных работников присматривает за кладбищем и вот-вот примется палить в Джонни?.. Земля тут запретная, это каждому известно. Посторонним запрещается разгуливать по владениям Бельфлёров; поговаривают даже, что сыновья Бельфлёров стреляют в нарушителей из двадцать второго калибра, просто забавы ради, и окружной суд никогда их не осудит, а шериф не осмелится их арестовать…
Он был напуган и зол. На смену волне страха пришла другая — волна злобы. Он толкнул какой-то старый крест, но тот даже не пошатнулся. Крест был очень старым, «1853–1861», — прочел он, однако для Джонни эти цифры ничего не значили, разве то, что от тела под осевшей землей ничего, кроме костей, не осталось, и скелет лежит и беспомощно смотрит на него снизу. Джонни развеселился и, хихикнув, опять задрал лапу и помочился. Люди уверяли, что существуют духи, но он в духов не верил. Днем и когда небо ясное, он в них не верил.