Cага о Бельфлёрах

Так Томаш оказался в замке, чтобы создать клавикорд для Вайолет, а заодно смастерить несколько комодов и шкафчиков в разных комнатах — тех, обстановка которых, по мнению Рафаэля, была еще не завершена. Впервые увидев Вайолет Бельфлёр, он принял ее за прислугу — или, возможно, гувернантку, — потому что она носила простые серые английские блузы с пышными рукавами и длинные юбки, на шее — лишь кулон с часами, а вела себя застенчиво, почти как ребенок. Фигура у нее была тонкая; лицо чересчур худощавое и слишком суженное к подбородку, чтобы счесть ее хорошенькой; зато глаза были очень выразительны, и над радужкой часто показывалась тонкая белая полоска. Она была явно и, возможно, неизлечимо, безнадежно больна, впрочем, в присутствии Томаша (собственно, как в присутствии всех слуг) она держалась с грациозной уверенностью, а голос ее, пусть и тихий, был тверд. Ее редко можно было увидеть вместе с детьми, хотя они уже подросли и вряд ли могли сильно утомить ее. После того как Томаш узнал, что хозяйка замка Бельфлёров — глубоко духовная личность, ему стало казаться, что он видит в ее лице, а может, вокруг волос (они были заурядного каштанового цвета, зато густые и блестящие, и она носила их по французской моде, забрав в узел, украшенный жемчужной или янтарной нитью, а иногда вплетала в прическу ландыши) некую благодать потусторонности, чего он никогда ни в ком не замечал — разве что на картинах Боттичелли или безымянных средневековых немецких живописцев.

— Хозяйка вечно хворает, — сказала ему экономка, с гадкой улыбкой. — И мы знаем, по какой причине.

— Что… что вы имеете в виду? — спросил Томаш.

— О, мы-то знаем.

— Но что?

— Эти дамочки, которые вечно жалуются на мигрени, трудности с дыханием и поэтому желают почивать в отдельной спальне…

Томаш резко отвернулся. И сказал, помолчав — от крайнего гнева его заикание будто улетучилось:

— Я не желаю слушать досужие сплетни.

После этого экономка, разумеется, прикусила язык.

Это нельзя было назвать романом в обычном понимании, да, возможно, никакого романа и не было.

Потому что дело было не в любви. Между Вайолет и венгерским юношей не могло быть любви, потому что эта мысль даже не посещала их; а не посещала она их потому, что не была облечена в слова.

Находясь в обществе молодого человека (а она часто наведывалась в мастерскую позади кучерского дома), Вайолет, должно быть, ясно чувствовала какой-то… дискомфорт, словно нарушен привычный порядок — и это вызывало невероятное волнение. Томаш почти не говорил с ней, что придавало ситуации особую пикантность. Безусловно, он был вежлив и обходителен, как любой человек ее круга, хотя избегал смотреть ей в глаза, а когда показывал чертеж будущего инструмента, то всегда стоял от нее на почтительном расстоянии, в четырех или пяти футах. Казалось, иначе что-то непременно случится: внезапный порыв ветра вдребезги разобьет стеклянную дверь, а то паук или таракан (увы, даже в великолепном замке Бельфлёров водились тараканы) вдруг пробежит по старинному гобелену. Вайолет безусловно чувствовала смятение Томаша, но не подавала виду и продолжала навещать его в своих строгих блузках, принося с собой аромат ландышей. Она с большим удовольствием наблюдала за работой его умелых рук (вовсе не изящных, как ей рисовалось — неужели она видела их во сне? — нет, это были сильные, крестьянские руки с квадратной формы концами пальцев с короткими голубоватыми ногтями); она следила за медленным созданием инструмента с незнакомой ей, потаенной радостью. Конечно, в замке были и другие музыкальные инструменты, и немало, в том числе элегантный рояль, на котором Вайолет могла сыграть с полдюжины знакомых ей салонных пьес; но клавикорд будет принадлежать только ей. Томаш попросил ее выбрать породы дерева (вишня для корпуса, береза для внутренней отделки; а изящные изогнутые ножки инструмента и скамеечка к нему будут облицованы дубом) и выразил, с трудом, в своей скованной манере, искреннее удовлетворение ее выбором материала для клавиш — не слоновой кости, но ореха. Это будет несравненное, уникальное произведение искусства. Желает ли она орнамент из слоновой гость, золота, гагата?.. Казалось, он был невероятно польщен, и даже взволнован, когда она отвечала, мол, пусть он делает всё на свое усмотрение — она так мало в этом понимает и желает того, чего желает он.