Cага о Бельфлёрах

Так что Ноэль с Корнелией с самого начала заподозрили, что случилось нечто непоправимое; разумеется, они были рады, что их сын остался в живых: много ли людей, даже такого богатырского сложения, как Юэн, выжили бы, получив пять пуль в грудь (чудесным образом, все они прошли навылет, не задев жизненно важных органов), серьезное ранение в плечо и еще одну пулю в череп!.. Он потерял много крови и был доставлен в реанимацию в состоянии глубочайшего шока. Но Юэн, который пришел в себя, тот Юэн, который держал их за руки и утешал; который нежно (и виновато) говорил с женой и расплакался от счастья при виде Альберта и Виды, и был так обходителен с медсестрами — такого Юэна они никогда не знали.

Он говорил мягко, смиренно, заливался краской при упоминании обстоятельств своего «несчастья» (у него буквально не поворачивался язык говорить о Розалинде, о пентхаусе и своей «грешной жизни», кроме как вскользь); только однажды, находясь в санатории, когда ему уже разрешили много гулять по склонам с подстриженной травой в сопровождении одного-двух членов семьи, он завел разговор — и то нерешительно, словно оправдываясь, — о перенесенном испытании и необходимости вследствие этого изменить свою жизнь.

Разумеется, тихо говорил он, я оставлю свою должность. Да уже, собственно, оставил. Зная все, что он знает о жизни, о природе греха, о крещении кровью, о том, что Спаситель наблюдает за каждым нашим шагом, он не может продолжать свои житейские занятия; одна мысль об этом наполняет его стыдом. (Он носил при себе оружие! С обожанием глядел на винтовки, полуавтоматы, дробовики! Душа его теперь скорбела.) Поскольку у него нет тайн от них, да и ни от кого вообще, он хотел бы показать им письмо, которое написал своей бывшей любовнице, полностью разрывая с ней отношения и предлагая оставаться в квартире сколько ей будет угодно — хотя не мог удержаться, чтобы не попросить ее задуматься о саморазрушительной жизни, которую она ведет и которая однажды может привести ее в ад. Его родители и жена благоразумно отказались от права прочитать это письмо, и оно было отправлено заказной почтой на имя Розалинды Макс и осталось без ответа. (Но квартиру она, конечно, сохранила, как и машину и все остальные его подарки, в том числе, парные портреты.)

Время шло; Юэн поправился и окреп и начал высказываться все более открыто и с большим чувством, о своем «крещении». Очевидно, что он умер, или почти умер, и в самый миг смерти, когда он должен был вот-вот покинуть этот мир, перед ним явился Иисус Христос собственной персоной и строго воззвал к нему — потому что еще не пришло его время умирать; как он мог умереть, когда еще не выполнил свое земное предназначение! Пусть он падет на колени и примет крещение. Так сам Иисус крестил Юэна его собственной кровью. (Он коснулся ран на его груди и даже макнул палец в рану у самого сердца, ведь он должен был намочить руки для крещения.) Они находились вдвоем очень, очень долго; Юэн стоял на коленях, а Христос рядом, наставляя его, и говорил Он не столько о греховности его прошлой жизни — ибо Юэн и сам это осознал с тех пор, как пелена спала с его глаз и он прозрел, — сколько о жизни предстоящей, а будет она чрезвычайно трудной. Он встретит сопротивление, особенно со стороны тех, кого он любит; особенно — со стороны родных (ведь даже Лили, будучи «религиозной», верила не истинно) Но он должен набраться мужества, никогда не опускать руки и помнить обстоятельства своего крещения, помнить о Христовой любви; и, пусть весь мир смеется над ним, он должен исполнить свою судьбу и воплотить свое призвание на земле.

Они глядели на него, потеряв дар речи. Их лица одеревенели от горя. Ах, Юэн! Что же произошло с Юэном! Нашим Юэном…

Лили все плакала и снова потеряла над собой власть. В исступлении она почти выла, мол, эта шлюха убила ее мужа! Почему полиция не арестует ее и не бросит за решетку? Конечно, Розалинда Макс сама стреляла в него… Весь город это знает!