Пожалуй, я немного сгустил краски — конечно, все было не так плохо. В конце концов, каждый день у нас было свободное время и много возможностей для того, чтобы его провести. Мы наравне с детьми пользовались всей лагерной инфраструктурой: баскетбольными и волейбольными площадками, теннисными кортами, бассейном, футбольным стадионом. Администрация лагеря вскоре дала нам связь с внешним миром через электронную почту. В комнате с десятком компьютеров можно было написать письмо, указать электронный адрес получателя и сбросить это в определенный каталог. Письмо отправляли в Россию, а уже ответ оттуда распечатывали и раздавали адресатам. Боясь, видимо, как бы мы не подпустили компьютерных вирусов, прямой выход в Интернет лагерное начальство закрыло.
Хорошие отношения у нас сложились с вожатыми и даже со многими детьми. Повара и наши непосредственные начальники, вроде Миро, оказались довольно неплохими людьми. И хотя Миро часто доставал нас своими придирками, но они, как правило, были по делу, так что с ним мы сохранили нормальные отношения до конца работы.
Другой начальник, руководивший столовой, по имени Джо Малик, наоборот, оказался неприятным типом. Сам он в столовой почти не работал, но зато давал указания и осуществлял, так сказать, общее руководство. Уважения к русским у него было не больше, чем у коренного москвича к молдаванам, которыми его назначили руководить на стройке. Ни разу мы не слышали от него ни «здрасте», ни «до свиданья», ни «спасибо», ни «пожалуйста».
Другие персонажи — владелец лагеря Марк Байнок и его финансовый директор Иан Брассет — с виду были людьми чуть более приятными, но только с виду. Улыбка, доброжелательность, умение выслушать человека в сочетании с меркантилизмом и способностью поставить под контроль каждый цент — наверно, именно эти качества помогают добиться процветания в Америке. Например, поблизости от лагеря не было никаких магазинов, и мы просили отвезти нас на автобусе в ближайший супермаркет. Вначале нам без проблем организовали такую поездку, но когда мы снова подошли к Марку с этой просьбой, он заговорил про цены на бензин, и про те расходы, которые мы накладываем на лагерь. И хотя в будущем нам удавалось несколько раз уломать начальство на новые поездки, но каждый раз они вырывалось практически с боями. Хотя в других лагерях была налажена более разумная система — там работников возили в супермаркет регулярно каждую неделю.
Еще, помню, мне нужно было возместить расходы на автобусную поездку до лагеря. В инструкции, полученной от «Camp America» в гостинице, было сказано, что цену билета возместят в лагере. Сорок два доллара — для меня деньги значительные, а Марк Байнок, ставший с помощью своего бизнеса миллионером, как мне казалось, может возместить такие расходы без труда. Но он и его финансовый директор удивились этой сумме и заявили, что первый раз об этом слышат. Они решили даже связаться с компанией «Camp America» и выяснить, почему на них налагают такие огромные расходы. Но справедливость, в конце концов, восторжествовала: не прошло и трех недель и — после долгих и плодотворных переговоров лагеря с «Camp America» — деньги мне выплатили в торжественной обстановке — все до последнего цента.
Именно лагерь для многих русских ребят оказался единственным впечатлением от Америки. Мало кто по моему примеру путешествовал потом по стране. Максимум, что некоторые сделали, — это погуляли еще недельку перед вылетом в Нью-Йорке. Большинство же просто сразу поехали домой. И хотя «Лохикан» находился в жуткой дыре, и увидеть здесь можно было немного, именно в этом месте произошло наше первое знакомство с реалиями американской жизни, которые многих привели в восторг.
Как-то два парня из Ставрополя нашли работу по соседству от лагеря — убирали вещи из сарая в доме какого-то престарелого инвалида. За два рабочих часа получили на двоих 25 долларов. Причем из этих двух часов 15 минут пили пиво, которым их угостил работодатель. Вернулись радостные и довольные больше некуда:
— Неделю у него поработаем по два часа в день, — сказал один из них. — И получим больше, чем моя мать зарабатывает за месяц.
В другой раз со студентом из Калуги, который работал со мной на посудомойке, мы направлялись в библиотеку. Поймать машину не удалось, так что мы пошли пешком. Один старик, живший в доме у дороги, как раз натягивал веревку на изгородь вокруг своего дома и попросил нас помочь. Мы за десять минут выполнили его просьбу, и уже собирались идти, как вдруг он достал 4 доллара и отдал нам. Капитализм здесь проник даже в бытовые отношения. Мой напарник позже сказал:
— Я вначале подумал: нехорошо как-то, может быть, последние гроши у старика отбираем. А потом вспомнил, что пенсионеры здесь самые обеспеченные люди.