Cамый красивый гриб (Пионер 1963г.)

«Не дождешься… ни за что не съем… не такой я человек…», — думал я, покраснев и сглотнув слюну. Я ерзал на своем месте и чуть не плакал оттого, что я такой злюка, а Зойка такая добрая со своим полбатоном.

Дождь все лил и лил, по капли сквозь ветви не падали.

Я боролся с полбатоном изо всех сил, а потом дотянулся до него и съел. И даже подобрал с земли мокрые крошки хлеба. Мне было стыдно, но я тоже захотел спать. Сначала я присел рядом с Борькой. Так было теплее. Он и во сне не выпускал из рук самый красивый гриб. Глаза у Борьки были слегка раскрыты, как будто он сторожил свою корзину. Мне стало противно, и я сел рядом с Зойкой.

Она никак не могла удобно устроиться и все перекладывала голову с одной коленки на другую. Потом Зойка сложила на груди свои руки крест-накрест и прижалась ко мне. Я крякнул про себя, как старый дед: «Хм… вот дуреха… заснула, видите ли, со своими кудряшками».

Эти кудряшки щекотали мое ухо, но я даже дышать старался осторожно, чтобы не разбудить Зойку. Мне почему-то было ее жалко-жалко.

Когда я проснулся, уже начинало светать. Я побежал па пригорок и залез на высоченную сосну, чтобы заметить, откуда покажется солнце. Я вспомнил, что оно выходило по утрам из-за колхозной бани. И как только слева от меня показался его красный гребешок, я слез с сосны и растолкал Мишку, Зойку и Борьку.

— Пошли, я выведу. Разоспались, как… эти…

Мы, позевывая и зябко поеживаясь, побрели к солнцу и немного погодя вышли к просеке. Ее, как сцену, уже заливали сотни солнечных прожекторов. А в прожекторах порхали белые бабочки.

Воображают, как девчонки, — заметил я вслух.

Зойка тут же сказала:

— Смотри! Вот жук летит!

Здоровенный жук летел мимо нас но прямой и вдруг — бац! — с разгона стукнулся лбом о дерево.

— Как мальчишка! — засмеялась Зойка.

Я раздул ноздри и приготовил кулаки, но она не намекнула мне про полбатона и не съехидничала. ГГ тогда я, ни на кого больше не злясь, вовсю разговорился с умным Мишкой. Мы вместе думали, почему у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов нет.

Борька еле тащил свою корзину и то и дело нудил:

Когда же премия? Две давайте мне премии.

Я совсем не думал о самом красивом грибе и вдруг в сторонке среди кустиков костяники увидел огромную бурую шляпу боровика.

Я развел руки, как будто ловил голубя, и не дыша, на цыпочках пошел прямо на гриб.

Но он и не думал бежать, и я встал на колени перед гигантским и добрым грибом. На его шляпе, свернувшись в клубочек, как кошка на крыше, лежала улитка и ползли мураши. Я подумал, что такой большой гриб, наверно, должен быть гнилым, и заглянул под шляпу, но она была ровная, светло-желтая, вся в капельках влаги и без единого червякового зигзага. И пахло от нее, как от полной тарелки грибного супа.

Вот она, первая премия! Я вынул ножик,

но увидел Зойку. Она шла, не замечая меня. Тогда я отошел в сторону и притворился, что ищу костянику.

Зойка чуть не споткнулась о гриб и ахнула и тоже встала перед ним на колени.

— Вовка!.. Вовка!.. Гриб!..

Я подошел, посмотрел с удовольствием на гриб и сказал, пожав плечами:

— Ну и что? Ну, гриб… Удивляется, как… эта…

Мишка и Борька подбежали к нам и тоже встали перед грибом на колени.

— Давай Зойке премию! — сказал я Мишке.

— И мне… — скрипнул зубами Борька.

— Премия за самый красивый гриб, — объявил Мишка, — присуждается Зойке. А за количество — Борьке.

— Давай! — Борька подставил руки.

— И Зойка и Борька получают высшую! на свете премию — Радость Победителя!

Зойка захлопала в ладоши, а Борька закричал:

— Не надо мне радость!.. Я хочу… чтобы в руки… что-нибудь твердое! Наду-ули!

Я хотел срезать гриб и отдать Зойке, но она оттолкнула меня.

— Не надо… Жалко… Пусть растет до конца.

— Подумаешь… пусть… — сказал я.

— Короную тебя па пост царевны, королевны и принцессы всех грибов! — торжественно провозгласил Мишка, и мы пошли дальше, но долго еще оборачивались.

Потом просека кончилась, запахло дымком, и я засмеялся, услышав звонко-золотистое «ку-ка-ре-ку!» и злобное квохтанье. Это тужился хулиган Гусар, а кукарекал «артист», славный петух моей бабушки.