Читаем Can't Hurt Me: Master Your Mind and Defy the Odds - Clean Edition полностью

"Признавая, что я добровольно стал рейнджером, полностью осознавая опасность выбранной мною профессии, я всегда буду стараться поддерживать престиж, честь и высокий дух корпуса рейнджеров!"

"Очень неожиданно..." Он попытался прервать меня, но я еще не закончил.

"Признавая тот факт, что рейнджер - это более элитный солдат, который прибывает на острие боя по суше, морю или воздуху, я принимаю тот факт, что как рейнджер моя страна ожидает от меня, что я буду двигаться дальше, быстрее и сражаться сильнее, чем любой другой солдат!"

РИ кивнул с язвительной улыбкой, но на этот раз не стал мне мешать.

"Я никогда не подведу своих товарищей! Я всегда буду держать себя в тонусе, физически сильным и морально чистым, и я возьму на себя больше, чем моя доля задачи, какой бы она ни была, на 100 процентов, а потом и больше!

"Я покажу всему миру, что являюсь специально отобранным и хорошо обученным солдатом! Моя вежливость по отношению к старшим офицерам, опрятность одежды и бережное отношение к снаряжению должны служить примером для других!

"Энергично я встречу врагов моей страны! Я одолею их на поле боя, ибо я лучше обучен и буду сражаться изо всех сил! Сдаться - это не слово для рейнджеров! Я никогда не оставлю павшего товарища в руках врага и ни при каких обстоятельствах не опозорю свою страну!

"Я с готовностью продемонстрирую стойкость духа, необходимую для того, чтобы дойти до цели рейнджеров и завершить миссию, даже если я останусь в живых один!

"Рейнджеры ведут за собой!"

Я прочитал все шесть строф, после чего он покачал головой в недоумении и стал размышлять, как бы ему посмеяться напоследок. "Поздравляю, Гоггинс, - сказал он, - теперь ты первый сержант".

Он оставил меня там, перед моим взводом, без слов. Теперь моя работа заключалась в том, чтобы промаршировать по взводу и убедиться, что каждый человек готов к тому, что нас ждет впереди. Я стал отчасти начальником, отчасти старшим братом, а отчасти квазиинструктором. В школе рейнджеров достаточно сложно подготовить себя настолько, чтобы закончить обучение. Теперь мне предстояло присматривать за сотней человек и следить за тем, чтобы они тоже были готовы.

К тому же мне все еще приходилось проходить те же эволюции, что и всем остальным, но это было легче и давало мне возможность расслабиться. Для меня физическое наказание было более чем приемлемым, но изменился способ выполнения этих физических задач. В BUD/S я всегда руководил своими командами, часто с жесткой любовью, но в целом мне было все равно, как идут дела у парней из других команд, и не уходят ли они из команды. На этот раз я не только руководил, но и присматривал за всеми. Если я видел, что у кого-то проблемы с навигацией, с патрулированием, с бегом или с тем, чтобы не спать всю ночь, я убеждался, что мы все сплотились, чтобы помочь. Не все хотели этого. Тренировки были настолько сложными, что, когда у некоторых ребят не было времени на зачеты, они выполняли самый минимум и находили возможность отдохнуть и спрятаться. За шестьдесят девять дней обучения в Школе рейнджеров я не расслаблялся ни на секунду. Я становился настоящим лидером.

Смысл школы рейнджеров в том, чтобы дать каждому человеку почувствовать, что требуется для руководства группой высокого уровня. Полевые учения были похожи на охоту за мусорщиками, смешанную с гонками на выносливость. В течение шести этапов испытаний нас оценивали по навигации, оружию, веревочным техникам, разведке и общему руководству. Полевые испытания были известны своей спартанской жестокостью и завершали три отдельных этапа подготовки.

Сначала нас разделили на группы по двенадцать человек, и все вместе мы провели пять дней и четыре ночи в предгорьях на этапе Форт-Беннинг. Нам давали очень мало еды - один-два MRE в день - и всего пару часов сна за ночь, пока мы наперегонки преодолевали пересеченную местность между станциями, где нам предстояло выполнить ряд заданий, чтобы доказать свое мастерство в том или ином навыке. Лидерство в группе переходило от одного мужчины к другому.

Горный этап был в разы сложнее, чем в Форт-Беннинге. Теперь нас объединили в команды по двадцать пять человек, которым предстояло преодолевать горы на севере Джорджии, а в Аппалачах, дружище, зимой бывает до смешного холодно. Я читал истории о чернокожих солдатах с серповидноклеточным синдромом, которые умирали во время горной фазы, и армия хотела, чтобы я носил специальные жетоны с красным корпусом, чтобы предупредить медиков, если что-то пойдет не так, но я вел за собой людей и не хотел, чтобы моя команда думала обо мне как о каком-то больном ребенке, поэтому красный корпус так и не попал на мои жетоны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное