Canis imperfectum

На что она мне обидно отвечала: "Вот усну я, а твои порвут моих где-нибудь в Аргентине! И не надейся!" Вот такие здесь ведутся сердечные беседы. Много собачьих жизней прошло передо мной за эти годы, ох, как много! Видел я примеры и преданности, и великой любви — от множества таких историй сердце разрывается. Даже звёзды в их честь расположились в укромном местечке на небе в идеальном порядке — на земле вы называете это созвездием Гончих Псов. Но что я слышу — кто-то из вас спрашивает о малодушии? Случалось видеть и такое, но это было давно и такие псы долго не жили. Полагаю, что от стыда померли. А совсем недавно приметил я на земле одну собачью пару. Перл и Мишель — милые и жизнерадостные существа, мне такие всегда нравились. Не знаю даже, стоит ли мне их опекать… Всё у них и без меня складывается прекрасно, в таких случаях я ошибаюсь редко. Но, как видно, не сейчас — всё та же соседка Гертруда, краем глаза посматривающая в мою сторону, вдруг покачала головой и поджала губы. Я давно знал эту её привычку прятать куда-то свои красивые губки именно в такие серьёзные минуты и с благодарностью ей кивнул. Значит, и мне нужно понаблюдать за этими Мишель и Перлом — Гертруда дама мудрая, что бы о ней не говорили, по пустякам тревожиться не станет. Ну вот…, так оно и есть! Где были мои глаза? Немедленно вмешаться! Но прохладная ладонь защитницы кошек легла поверх моей, большие зелёные глаза на меня посмотрели совершенно по-кошачьи, и негромко прозвучали слова:

— Оставь там всё как есть! — после которых позабыл я на какое-то время и Перла, и Мишель, и всё на свете.

Тиль.

Восход солнца мне нравится больше, чем закат. Потому что утро дарит нам свет и надежду, а вечер погружает в небытие — такое вот моё простое собачье рассуждение. Вокруг так много темноты, особенно когда приходится блуждать в лабиринтах человеческой души, души моего Хозяина. Иногда я встречаю там печального маленького мальчика. Тогда мы садимся рядом и Малыш обнимает меня за шею своими тонкими, слабыми ручками, а я стараюсь как могу его согреть. Мне кажется, он в этом нуждается. Правы люди, когда говорят, что чужая душа — потёмки. Но часто это ещё и холод… Я знаю о чём говорю, видел всё это воочию. Трудно быть собакой вообще, а такой как я — тем более. Вы спросите, конечно, о моих радостях, о том, что меня укрепляет? Отвечу: я часто думаю о Мишель, вспоминаю наши короткие встречи, когда меня наполняла непонятная, давно забытая радость. Пытаюсь понять, чем она меня так привлекает, ведь не красотой же? Раньше мне встречались собаки совсем иного рода. И весёлые, и поиграть мастерицы, и красавицы, но не было в них чего-то для меня главного, того, что нашёл я у этой необычной, молчаливой леди. И как только мне удастся найти то единственное слово, которым всё это нареку — можно считать, что я раскрыл великую тайну всего собачьего мира. Недавно она познакомила меня с своим другом Перлом. По-моему, он её любит. Конечно, этот пёс — хороший парень и мне сразу понравился. Чем? Знает много, вот что я вам скажу. Рассказал он мне о всяких редкостях и вкусностях, каких я и не пробовал никогда. Хотя, по прошествии многих лет, стал я задаваться вопросом — не поверхностны ли его знания? Не нахватался ли он всего, что называется, "по верхам" со слов других собак? Эти его сплошные цитаты, всегда остроумные и к месту, впечатляли, но своих мыслей я у него не заметил. Даже наш общий приятель Тим со мной согласился. Хотя, честно скажу, и я тогда собственными мыслями не блистал. Мне было интересно с ним, а ему, полагаю, нравилось открывать для меня миры, вкусы и новые запахи. Встречаясь на прогулках, мы искренне радовались друг другу, хотя и по-разному. Мишель продолжала меня волновать, порой я лишался, как вы говорите, дара речи, а в моём случае — обоняния… Чтобы вы понимали, для людей это то же самое, что одновременно и ослепнуть и оглохнуть. К счастью, длилось это обычно совсем недолго. А однажды прекрасным тёплым днём, никогда не забуду — было 4 августа, почти случайно (да, именно "почти", потому что я всё-таки искал этой встречи) я увидел её, одиноко идущую по глухой тропинке нашего парка. Где-то далеко слышались человеческие голоса и радостный лай Перла. Мы молча пошли с ней рядом, запахи лета сопровождали нас и радовали, и вроде бы ничего не предвещало того короткого разговора. Тропа круто сворачивала направо, за поворотом мы остановились. Молчание было каким-то тяжелым и странным, каким бывает воздух перед грозой. Как-то сами, на одном дыхании вырвались у меня слова:

— А ведь я люблю тебя, Мишель!

Ответа долго не было; всё вокруг мелькало, образы теряли чёткость линий и снова возвращались к прежнему виду. Исчезли запахи! Солнце в моих глазах то меркло, то вспыхивало вновь, а время вообще перестало существовать. Стало понятно, что печальный приговор для меня был уже давно готов, вот только ещё не озвучен — в самом деле, кто я такой, чтобы надеяться? И повернулся я чтобы уйти, и сделал уже первые шаги, когда услышал позади тихий голос:

— И я тебя тоже…