— Хочешь меня? — улыбается так, будто знает, что это не она в данный момент мышка, а он.
— Да, — сквозь зубы скрипит Томас, надеясь не сорваться в данный момент.
— А я хочу его! — она поднимает вверх бутылку, присасываясь к ней губами, а после заливается долгим и глухим смехом, издеваясь над Томом.
Том крепче сжимает зубы, отчего на скулах ходят желваки.
От неё пахнет горьким миндалём, травами и кокосом. Он никогда не мог понять, почему она пахнет кокосом. Миндаль и какая-то странная версия чабреца – запах Captain Morgan, но при чем тут кокос?
— Милый мой Томми, если б ты знал, какой ты забавный в такие моменты, — она снова смеётся, подшучивая над ним. — Будто тебе пятнадцать, а я твоя первая девушка.
— Да ты напилась, дорогая, — скалится Том, надеясь немного снять напряжение.
— О нет, Томас, я не напилась, — смеётся она, — я влила в себя пол-литра счастья.
Бутылка опустела уже больше чем на половину.
Она разрумянилась и нелепо хихикала, поглаживая ровный холодный бок бутылки.
Том знал, что в таком состоянии она будет творить то, что захочет, и останавливать её глупо – снесет все на своём пути.
— Смотри! — она ловко лезет рукой под сиденье и шарит там, ища что-то. — У меня ещё есть!
Бутылка «Martini» плотно зажата между её бледных пальцев.
— Да ты никак решила попасть в больницу с алкогольным отравлением? — она стягивает с Тома пиджак и начинает расстегивать этими самыми пальцами маленькие пуговки, а потом не выдерживает и разрывает полы рубашки в разные стороны, совсем забыв о стоимости дизайнерской тряпки, а потом её тонкие пальчики пробегают по груди Тома и спускаются вниз по животу, хватаются за ремень… Черт тебя дери, на дорогу, Томас!
Том сглатывает.
— Нет, солнышко, — смеётся она, — я решила немного разнообразить нашу жизнь, а то из тебя скоро песок сыпаться начнёт.
— Это ты меня так старым назвала? — Том немного болезненно переживал разницу в их возрасте: ей двадцать три, ему тридцать, для неё он вообще принадлежит другому поколению.
— А то, — её губы приближаются к самому его уху. — Но знай, что из всех занудных стариков, у тебя самый большой член.
О господи… Том жмурится от сдерживаемого желания, граничащего с болью, а этот самый член пульсирует от прилившей крови.
До дома осталось 3 квартала, надо выжить.
— А ещё у тебя самые умелые пальцы, — не успокаивается она. — Когда ты дотрагиваешься до моей спины, я думаю, что ничего лучше я не испытывала. А когда эти пальцы зарываются в мои волосы и тянут их, потому что ты больше не можешь держаться… И как эти пальцы прижимают ближе мою голову, когда я стою перед тобой на коленях, а мой рот…
— Матерь божья, Джерри!.. — простонал Томас. — Умолкни!..
Он хотел её с самого начала вечера, когда она вошла в этот проклятый зал, отделанный белым мрамором, в своём темно-синем платье, похожая на волшебницу, которая заблудилась и зачем-то пришла на какое-то вычурное благотворительное мероприятие.
Когда она споткнулась об полы своего платья и упала на него, схватившись за его плечи, он подумал, что ближайший туалет очень скоро услышит все самые распутные крики и стоны.
А она лишь сдержано улыбнулась и поцеловала его в щеку в знак приветствия, обдав таким запахом кокоса и самой себя. Смешно поморщилась, учуяв его одеколон, потому что ненавидела этот запах эвкалипта, смешанный ещё с чем-то. И отошла к другим людям, потому что для публики они всего лишь партнеры по фильму. А вот для своих соседей они явно сотрудники порноиндустрии.
Весь вечер Том стоял перед камерами, улыбался, а сам взглядом ловил её задницу, нервно сглатывая и стараясь не показывать своего возбуждения. Она же будто и вовсе его не замечала.
А сейчас эта манипуляторша сидит в его машине, схватившись пальцами за его предплечье, и пьяно шепчет ему развязные фантазии на ухо.
Два квартала.
— А потом ты подхватишь мои ноги и закинешь себе на талию, попутно расстёгивая молнию у меня на спине…
Один квартал.
— О, Томас, если бы ты знал, как я хотела тебя весь этот вечер, как я боялась подойти к тебе трезвой, потому что ты сам пьянишь не хуже рома, как я боялась не сдержаться и наброситься на тебя прямо там, глядя на твои плечи в этом шикарном чёрном костюме… О, Томас…
Том резко остановил машину около дома, выбежал из неё, громко хлопнув дверью, и уже через мгновение вытаскивал свою главную головную боль с пассажирского сиденья. Закинув её на плечо, Том обхватил руками её задницу, жадно впиваясь в неё пальцами и сжимая мягкую плоть.
Он знал, что она улыбается.
Что-то больно ударило его по плечу. Её туфли. Как она успела их взять? А, эта лисица ещё и две бутылки захватила.
Он не помнил, как открыл дверь, как вошёл в холл, как бросил её на огромную кровать в гостевой комнате на первом этаже, потому что до спальни на втором он бы элементарно не дошёл, взяв её прямо на лестнице.
Его руки жадно тянутся к молнии на её спине, пока она впивается губами в его губы, а её руки проникают под рубашку и бегают по его груди будто маленькие мышки.
Он так и думал. Горький ром и её собственная сладость.