Carpe Jugulum. Хватай за горло!

– Поняла, поняла. В этом все люди. Вот если бы я увидела его тогда, действительно увидела бы, меня охватил бы всепоглощающий жар. Если бы я узнала, что действительно существует бог, которому не наплевать на людей, который следит за ними, как отец, и заботится о них, как мать… О нет, ты бы не услышал от меня таких слов, как: «У каждой проблемы есть две стороны» или «Мы должны с уважением относиться к убеждениям других людей». Если бы во мне горело пламя, подобное всесокрушающему мечу, ты бы от меня доброты не дождался. Я бы не стала ждать, когда все разрешится само собой. Это если бы пламя действительно горело. Вот ты говоришь, вы больше не приносите людей в жертву, больше не сжигаете их на кострах, но именно в этом заключается истинная вера. Приносить в жертву пламени собственную жизнь каждый божий день, превозносить его истинность, трудиться во имя его, впитывать его… Это и называется религией. А все остальное лишь… доброе отношение. И способ поддерживать хорошие отношения с соседями.

Немного помолчав и успокоившись, матушка добавила тихим голосом:

– Как бы то ни было, если бы я действительно верила, то поступала бы именно так. Я не думаю, что сейчас считается модным так поступать, потому что, мне кажется, увидев зло, ты начнешь заламывать руки и причитать: «Ой-ей-ей, надо же сначала все обсудить!» Вот мое мнение, господин Овес, хотя, быть может, оно и ломаного гроша не стоит. Пусть все идет своим чередом, и ты найдешь свое счастье. Не гоняйся за верой, потому что тебе никогда ее не поймать, – промолвила она, но обращалась как будто не к нему, а к самой себе. – Впрочем, возможно, ты сумеешь жить согласно своей вере.

У нее стучали зубы от холода, ветер хлопал мокрым платьем по ее ногам.

– У тебя есть при себе еще одна книга со священными писаниями? – спросила матушка.

– Нет, – ответил еще не оправившийся от потрясения Овес.

«Боже мой, – подумал он, – если она когда-нибудь обретет веру, что́ спустится с этих гор и прокатится по равнинам?! Боже мой… я ведь только что сказал „Боже мой“…»

– Или псалтырь?

– Нет.

– Тонкий молитвенник? Походный вариант?

– Нет, матушка Ветровоск.

– Проклятие. – Матушка Ветровоск медленно начала падать, складываясь, как пустое платье.

Он бросился вперед и успел подхватить ее, прежде чем она рухнула в грязь. Тонкие бледные пальцы обхватили его запястье так сильно, что он даже вскрикнул. А потом матушка обмякла в его руках.

Что-то заставило Овса поднять взгляд.

Совсем рядом он увидел всадника в капюшоне и на белой лошади. Всадника окружало едва заметное синее сияние.

– Убирайся! – закричал Овес. – Убирайся немедленно… иначе…

Он опустил тело матушки на более или менее сухую кочку, зачерпнул горсть грязи и швырнул ее в темноту. Потом бросился вперед, отчаянно нанося удары по силуэту, который вдруг превратился в тени и клочки тумана.

Затем Овес метнулся назад, закинул матушку Ветровоск на плечо и побежал вниз по склону.

Клочки тумана за его спиной снова сложились в фигуру на белой лошади.

Смерть покачал головой.

– Я ДАЖЕ СКАЗАТЬ НИЧЕГО НЕ УСПЕЛ.

Волны черного тепла захлестнули Агнессу. Потом появилась яма и последовало падение в жаркую, душную темноту.

Она ощутила желание. Оно несло ее вперед, будто течение.

«Хорошо, – сонно подумала она. – По крайней мере, сброшу лишний вес…»

«Ага, – согласилась Пердита. – А как насчет пары фунтов глазной туши, которые тебе придется отныне таскать на своем лице?»

Голод охватывал ее существо, заставлял быстрее двигаться вперед.

И был свет за ее спиной, лучи которого проходили мимо. Она почувствовала, что падение постепенно замедляется, словно она летела сквозь невидимые перья, но вдруг мир перевернулся, и она снова стала взлетать, понеслась быстрее, чем стрела, к расширяющемуся кругу холодного белого…

Вряд ли это были слова. Звуки тут отсутствовали как класс, только тихо что-то шуршало. Но то были тени слов, следы, которые слова оставляют, после того как их произносят, и она почувствовала, как ее собственный голос пытается заполнить пространство, которое внезапно начинало обретать форму. «Я… этого… не… допущу…»

Свет взорвался.

Кто-то собирался вбить кол прямо ей в сердце.

– Стдт? – пробормотала Агнесса, откидывая руку с колом в сторону.

Попыталась еще что-то произнести – не получилось. Наконец ей удалось выплюнуть изо рта лимон.

– А ну, прекрати! – крикнула она на этот раз со всей убедительностью, на которую только была способна. – Что ты делаешь, черт тебя возьми? Я что, похожа на вампира?

Мужчина с колом и киянкой замялся, а потом постучал пальцем себе по шее.

Агнесса подняла руку к горлу и нащупала два припухших рубца.

– Он промахнулся! – сказала она, еще раз отводя в сторону кол. – Кто снял с меня чулки? И это запах кипящего уксуса? А что делают маковые семена в моем лифчике? Ну, если чулки снимала не женщина, вас всех ждут серьезные неприятности, уж я обещаю!