Я практически утратила способность чувствовать и пропускать через себя всё до мелочей, иначе просто бы не справилась с потоком эмоций. Научилась существовать на автомате, и очередной день — очередное тому подтверждение, когда я в выходной просыпаюсь без будильника и механически топаю на кухню. Ставлю чайник, даже не спрашиваю у себя, хочу ли я вообще чай. По памяти насыпаю в кружку ровно две ложки сахара, кидая отрешённый взгляд на край стола, где спокойно лежит себе мой мобильный, уже не вещающий довольно часто, как раньше. Беру в обе ладони заполненную кипятком чуть ли не до краёв кружку, отхлёбывая и будто на минуту оттаивая, когда ароматный напиток дарит иссохшему исцарапанному нутру тепло, пускай и на короткий промежуток.
Я давно никому не звоню, давно никому не пишу, я растеряла практически всех своих школьных подруг, за исключением той, к кому являлась в больницу по предварительной переписке, дабы ни на кого не натолкнуться в больничном коридоре.
Признаться, я всегда любила выходные, всегда ждала каникул, но сейчас... весенний перерыв от школьных будней сказался на мне немного странно, потому что это было единственным временем, когда мне хотелось отвлечься чем угодно, даже своими ненормальными одноклассниками, но только не убивающей пустотой.
Я смогу.
Я переживу.
Никто ещё от этого не умирал.
Все друг без друга могут.
Блааааа-бла-бла, и ещё тридцать три тупых совета, как успокоить свою женскую натуру.
Ни звонка, ни даже смс от Сименса не было, только Депо позвонил однажды, чтобы мой голос услышать. Наверное, это означало, что я всё ещё жива, а значит — со мной всё хорошо и причин для беспокойств нет. А ведь и правда... пошла вторая неделя, а с моей задницей ничего не приключалось. Даже непривычно как-то, если можно так сказать.
Собственно, ничего интересного у меня не происходило, поэтому я и зависала частенько у Наташи, наслушиваясь разных историй, которые ей, в свою очередь, приносил Депо.
И больше всего мне нравилось слушать про новоиспечённую парочку в лице Морта и Леры, которые, по её словам, очень часто и очень глупо старались конспирироваться, устраивая показательные скандалы, иногда даже доводя своими нелепыми выходками до истерического смеха.
— Все давным давно всё поняли и никто не против, но Слава будет не Слава, если не создаст трагедию даже там, где предполагается всего лишь шутка про помидоры.
Она с улыбкой рассказывала как про них, так и про Артёма, но приподнятое настроение шло на спад, когда речь заходила о Сименсе.
— Он сам не свой.
— Не нужно... — перебиваю, выставляя руку и не давая продолжать, когда Нэт прерывается на воду.
— Послушай... — допивает, отставляет стакан и всё же настырно продолжает, приподнимаясь из горизонтального положения и, к слову, уже не испытывая такого дискомфорта, что несказанно радует. — Артём становится мрачнее тучи, когда говорит о нём. — Она смотрит мне в глаза так, словно отчитывает. — Он стал каким-то диким, ожесточённым, срывается на левых людей и вообще... — прерывается на секунду, мрачнея и хмуря брови, — мне кажется, что он недалеко оттого, чтобы что-то натворить.
Сверлит меня глазюками своими, а я в ответ только хлопать ресницами могу. А что мне сказать? Что поговорю с ним? Что наберусь смелости и наконец наберу его первый раз за эти две недели, после чего он резко станет нормальным, а на небо выползет радуга?
— Я не могу... — еле выдавливаю из себя, отводя взгляд.
— Он разбил свой телефон о стену, на двери туалета есть вмятина от его кулака, бампер автомобиля Депо просто в хлам, а недавно по новостям передавали, что инкассаторскую машину ограбили, а самих инкассаторов избили чуть ли не до полусмерти, — я просто поражаюсь, с каким спокойствием она это проговаривает. Да, мои глаза постепенно округляются именно от этого. — А когда Артём попытался отобрать у него ключи — Глеб накинулся на него, и эту долбаную драку кое-как разнял Слава. — Ну ладно, охуеваю я не только от её тона...
Я, конечно, предполагала, что нам двоим будет тяжело, но не думала, что настолько... Не думала, что он пустится во все тяжкие, вымещая злость на остальных.
И всё, что мне удаётся — это тяжело и многозначительно вздохнуть. После этого я боюсь не то, что видеться с ним, я боюсь даже звонить. Что я скажу? Спрошу банальное “Как дела?”. Пф... детский сад. Да и голову не посещает ничего более светлого, как оставить плыть всё по течению.
Странно лишь одно: насколько продуктивно и неожиданно работает моя голова, когда посылает ногам приказ топать далеко не домой. Я даже сообразить не успеваю, когда перед глазами оказывается дом Артёма. И будто какая-то магическая сила держит, заставляя стоять перед его порогом с минут, наверное, десять.