Catrina

Пусть никогда не кончатся морозы!

Пусть города горят сплошным пожаром!

А я всегда буду желать лишь одного –

Гореть, мокреть и мерзнуть вместе с ней…

О, как бы я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось! Как бы я хотел навеки остаться вместе с ней и продолжать наслаждаться ею! Но в нашу жизнь вмешалась бессовестная боль, и счастью суждено было с нами проститься…

Какое-то время все шло как обычно, и это было просто чудесно! Мы делели с ней завтрак утром, пели песни днем, скрашивали вечера разговорами и целыми ночами изучали тела. Мы учились летать все выше. Мы чувствовали друг друга на расстоянии.

Она – моя прелестная Катрина – смеялась так, что вызывала у меня мурашки. Смех ее был бесподобен, а улыбка до того трогательной, что чьи-то крохотные лапки тут же щекотали меня изнутри.

Все изменилось тогда, когда смех ее стал другим. Для нее это не значило ничего, для меня изменилось многое.

Я недостаточно стал ей мил или же руки мои больше ее не греют?

Я не знал, но в сердце моем поселился страх. Страх за мою Катрину.

Она, как и прежде, смеялась бесподобно, но словно пропала какая-то искорка, какая-то нотка. Словно чего-то не хватало в этом смехе. Я чувствовал:

Что-то не так.

Потому что чувствовал Катрину.

Неужели я не вызываю в ней тепло? Неужели что-то дрогнуло внутри моей возлюбленной?

Она касалась холодного пола босыми ступнями – я чувствовал этот холод. Она грустила, и грусть эта была моей. Но когда она смеялась я не чувствовал радости.

Была любовь, была та неосязаемая нить, что связывала нас. Просто что-то вдруг изменилось. Что-то вдруг стало другим.

Мы любили смотреть на звезды. Прохладной ночью. С пледом и вином. Оба молчали, и молчание говорило о многом – о вечности, которую мы созидали; о крыльях, которые я видел в ней. Казалось, эти звезды светят специально для нас. Казалось, ничего нет важнее этих мгновений. Только я и только Катрина. Под светом далеких звезд.

В одну из таких ночей молчание вдруг стало пресным. Я начал чего-то ждать, утратив само мгновенье. Я взглянул было на Катрину и готов развалиться на части прямо сейчас, вспоминая ее лицо – по ее щеке текла слезинка. Всего одна! Одна едва заметная слезинка! Но в этом крохотном кристаллике таился целый мир…

В ее глазах я больше не видел моря. Я все еще любил ее.

О, Боги! Как я ее любил!

Люблю и сейчас. Всем сердцем, всей своей черствою душою…

Всего одной своей слезой оны выплакала целое море. Свое изумрудное, тронутое рябью, море.

С тех пор в ее глазах поселилась печаль. Она стала ей верной спутницей. Где бы мы ни были, я чувствовал ее присутствие. Она пряталась в кубиках льда на дне стакана. Скрывала свои тени в ширине безлюдных улиц. Она ютилась в ее глазах…

Катрина говорила, что все хорошо, что все, как прежде.

А я чувствовал, что нет. Что изменилось многое…

Ее печаль передавалась мне, и, как бы я не пытался ее прогнать, она оставалась с ней. На бледном личике моей Катрины. Моей бедной, несчастной Катрины…

Никакие стихи, никакие шутки и танцы впредь не вынуждали ее смеяться. Улыбка ее померкла, перестала сиять. Она все еще улыбалась, но уже не так торжественно, как раньше. А позже и улыбка исчезла с ее лица.

Однажды я проснулся среди ночи и не обнаружил ее рядом. Она стояла на балконе, запрокинув голову вверх, и напевала себе под нос:

Один лишь шаг, один лишь шаг…

Пение ее скользило звоном колокольчиков по квартире:

Один лишь шаг, один лишь шаг.

И ты на небе…

В ту ночь я вдруг прочувствовал, что любовь наша исчезает. В ту ночь из глаз ее пропала печаль. В них поселилось горе.

Прогулки наши отныне не приносили никакого удовольствия. Мы становились все дальше друг от друга, полеты – ниже. Пока однажды мы и вовсе не разучились летать. У нас все еще были крылья, но уже искусственные…

Я чувствовал, что теряю ее. Чувствовал всем собой. Каждым атомом своего влюбленного тела. Каждой частицей той материи, что люди зовут душой.

Я уже говорил, что настоящая боль – душевная. Я врал.

Вот она – боль! Смотреть на то, как твой любимый умирает. Быть свидетелем постепенного угасания его жизненных сил. Всего меня выворачивало наизнанку. Меня тянуло к ней! К ней прежней!

А ее больше не было.

Катрина стала призраком, что не отбрасывает тень. Я чувствовал холод с ее стороны, и только тепло моих к ней чувств держало нас. Однако и этих чувств было недостаточно.

Я хочу стать звездочкой… – говорила моя Катрина, – одной из тех, что светятся нам с небес…

Одумайся! – отвечал ей. – Ведь мы же любим друг друга, моя Катрина!