CC – инквизиция Гитлера

В 1920 году ему удалось устроиться на работу в солидном архитектурном бюро и затем жениться на девушке из состоятельной семьи. В 1926 году в возрасте 32 лет Блобель мог считать себя человеком, пришедшем к цели своих заветных желаний: он стал архитектором, человеком свободной профессии, членом добропорядочной бюргерской семьи, проживал в богатом особняке. В 1929 году разразился экономический кризис и вместо заказов от клиентов Блобель стал получать пособие по безработице. Ближайшее будущее ничего хорошего не сулило. Стремясь найти для себя политическую нишу, он вступил в октябре 1931 года в ряды штурмовиков СА и почти одновременно, по непонятным мотивам, — в социалистическую партию Германии (СПГ). В начале 1932 года ему показалось, что он наконец нашел свое призвание: Блобель стал одним из первых сотрудников службы безопасности СС. Именно тогда он стал шпионить в кругах социал-демократов и коммунистов. Это был второй шанс к успеху для честолюбивого Блобеля. Коварство, преданность начальству и верность расовой идеологии нацизма — эти качества были важными предпосылками для карьерного роста в службе безопасности. Но у Блобеля было и другое качество, которое стало решающим в последующем взлете его карьеры палача и убийцы: он был образованным, но духовно ущербным человеком. К началу 1941 года Блобель получил звание штандартенфюрера, что приравнивалось к рангу полковника. Казалось, что Блобель создан самой природой для выполнения «особых заданий на Востоке».

По мнению начальства, он был «энергичной личностью» с «превосходными качествами командира». Под его руководством зондеркоманда 4а оперативной группы «Ц» уничтожила около 60 000 человек — мужчин, женщин и детей.

«Он убивал с верой в свою правоту, — говорил Бенджамин Ференц, который был его обвинителем в Нюрнберге, — а его постоянные ссылки на приказы свыше — обычный фарс».

В начале 1942 года Блобель, правда, был отозван с фронта в империю, вероятно, по причине запоев, потому что морально и физически больше не мог противостоять совершаемым преступлениям. И только через пять месяцев Главное управление имперской безопасности (ГУ И Б) отправило его опять на выполнение нового «задания», которое имело кодовое название «Акция-1005». Смысл этой акции заключался в том, чтобы уничтожить следы всех массовых расстрелов. Определенно, «стабилизировавшийся» эсэсовец выполнил с блеском и это поручение. По его приказу вскрывались могилы массовых захоронений, останки жертв полностью сжигались на металлических решетках, поливаемых горючесмазочными маслами, а остатки костей перемалывались в специальных мельницах-дробилках.

После войны на Нюрнбергском процессе обвиняемый в тяжких преступлениях Блобель не выказывал признаков раскаяния. Он по-прежнему верил в свое превосходство «сверхчеловека» и, как Олендорф, больше сочувствовал не жертвам., а их убийцам, которые, по его разумению, «больше подорвали свою нервную систему, чем те, которых там расстреляли». Предсмертные слова казненного «за преступления против человечности» гласили: «Как солдат, я соблюдал железную дисциплину и верность присяге… За это я получаю теперь виселицу. Я и сегодня не понимаю, как иначе я мог бы поступать».

Трудно представить более извращенное понимание солдатского долга. Блобель относился к тем, кто убивал по убеждению, а не из-за психических отклонений. Многие сами страдали из-за совершенных ими преступлений. Дело доходило до нервных потрясений, пьянства, желудочных расстройств и психоматических заболеваний. Другие, напротив, просто упивались беспредельным садизмом, без разбора избивали свои жертвы до смерти, несли с собой повсюду страдания и произвол.

Густав Фикс, служивший в зондеркоманде-6, в своих показаниях на судебном процессе над убийцами оперативных групп СС свидетельствовал: «Я хотел бы еще добавить, что из-за значительных душевных нагрузок при таких экзекуциях появлялось много людей, которые не могли больше участвовать в расстрелах, поэтому подлежали замене. Другие, наоборот, не могли утолить свою жажду убивать и добровольно вызывались на расстрелы».

Свидетельствует Борис фон Драхенфельс, он служил в 1941 году в полиции порядка: «Ежедневно приходили более 30 человек, а иногда даже 50–60, которые жаловались на плохое самочувствие. Но, как правило, в число больных попадали немногие, а остальным давали какие-то таблетки. Я знал о случаях нервных срывов. Были самоубийства и отправки в дома для умалишенных».

Знаменательно, как сами преступники объясняли эти ненормальности на процессе в Нюрнберге: они относились с сочувствием главным образом к убийцам, а не к их жертвам. Характерно в этом отношении показание Курта Вернера, служившего в зондеркоманде 4а: «Стрелки становились позади евреев и убивали их выстрелами в затылок… Невозможно себе представить, какого нервного напряжения все это стоит, чтобы внизу выполнять эту грязную работу. Это было ужасно… Я должен был всю первую половину дня находиться внизу, в овраге. И там все это время я должен был беспрерывно стрелять…»