Cедьмой уровень

«Чернобыль ворвался в мою жизнь в 1987 году, когда я полагал, что с последствиями аварии на ЧАЭС в основном уже покончено.

Вдруг весной 1987 года меня вызывают в военкомат, сообщают: «Вы, как лейтенант запаса, призываетесь на военные сборы».

Военкомат направил меня в райцентр Коростень Житомирской области. Там, как оказалось, призванных на сборы «партизан» распределяли по воинским частям, задействованным в работах на ЧАЭС и в зоне отчуждения. Стал свидетелем, как один из мобилизованных на коленях умолял, чтобы его не отправляли в Чернобыль. Я вскоре узнал, что там оставалось ещё очень много опаснешей работы.

— Куда вас направили?

— В отдельный полк химической защиты Прикарпатского военного округа (в/ч 55064). Однако тогда наше подразделение находилось не в Прикарпатье, а в 45 километрах от ЧАЭС — в селе Новая Радча. Откуда мы отправлялись на работы. Одна часть моих товарищей занималась захоронением Рыжего леса, другая дезактивацией Припяти и ряда тогда ещё населенных пунктов. А я попал в группу, которую задействовали в очистке от радиации крыши и наиболее загрязненных радиацией четвертого и третьего энергоблоков. Из-за большого радиационного фона нам разрешали находиться там очень короткое время — в одних местах это было 30 или 40 сенунд, в других — от одной минуты до двух минут.

На очистке от радиации крыши и помещений Чернобыльской АЭС, мы, призванные на военные сборы солдаты и офицеры, работали в респираторах, но микроскопические пылинки все же проникали в бронхи, и это, кроме прочего ущерба здоровью, вызывало сильнейший кашель. Мы ночевали в казармах воинской части, расположенной в 45 километрах от атомной станции. Запомнилось, как смотрели в армейском клубе кинокомедию «Свадьба в Малиновке»: ни слов актёров, ни исполняемых ими песен было не разобрать — их заглушал непрерывный кашель зрителей.

Тут важно сказать, что большую часть смертельно опасного радиоактивного мусора убирали с крыши не вручную, а с помощью робототехники, в том числе луноходов. На ЧАЭС прислали два таких космических аппарата. Их оснастили ковшами. Группа, которая ими управляла с помощью радиосигналов, работала в очищенном от радиации помещении. Один луноход трудился на крыше, второй в это время находился на техобслуживании. Переодически их меняли — с помощью вертолета. Это было в 1986 году.

— Почему же в таком случае на крышу направляли людей?

— Там были такие места, до которых луноход добраться не мог. Поэтому возникла необходимость задействовать «биороботов» — так нас называли. Сначала убирали крайне опасный радиоактивный мусор, потом срывали загрязненный радиацией рубероид и стелили новый. Во время этих работ поднималось много радиоактивной пыли, от которой не спасали респираторы.

— Какую ещё защитную амуницию вы надевали?

— В первые месяцы после Чернобыльской аварии люди, которых направляли очищать крышу, надевали самодельные жилеты и трусы из свинцовых пластин. Но потом разобрались, что от этих «лат» мало толку. А весят они много, стесняют движения. Это очень существенно, когда вы выполняете задания и человеку отводится лишь несколько десятков секунд. Поэтому от свинца отказались. Волосы защищали шапочкой, надевали респиратор, форму из хлопка, рукавицы, сапоги и фартук врача-рентгенолога. Фартук, думаю, не столько защищал, сколько был своего рода средством психологической поддержки.

— Какие меры предосторожности соблюдали?

— При выполнении работ в загрязненных радиацией местах старались не приседать — чтобы уберечь от радиации половые органы. Логика такая: раз настил на крыше и пол в помещении фонят, то мужское «хозяйство» должно быть от них как можно дальше. Выполнение работ контролировали специалисты-атомщики 605-го управления Минсредмаша СССР.

Под воздействием радиации события примерно 10 дней моей Чернобыльской эпопеи полностью стерлись из памяти.

Каждае утро несколько сот наших «партизан» отправлялись на ЧАЭС. Солдат-срочников в 1987-м уже туда не брали. Ведь им еще предстояло жениться, становиться отцами.

— Кстати сколько вам тогда было лет?

— Двадцать семь годков. Большинство «партизан» были старше меня в возрасте от 30–40 лет. Впрочем, среди нас были и совсем молодые, еще не женатые.

На работу мы возили с собой целый грузовик минеральной воды в бутылках. Поначалу я был командиром взвода. Когда приезжали на ЧАЭС, я делил своих подчиненных на группы по десять человек. Мы поднимались в очищенное от радиации помещение и там специалисты-атомщики показывали на видеомониторе, что предстоит сделать, инструктировали, как себя вести. Всем выдавали дозиметры. Предположим, нам следовало очистить от мусора определенный участок крыши. По команде первая группа выбегала на кровлю, стараясь сделать как можно больше. За её работой наблюдали по видеомонитору. Когда истекало отведенное ей время, звучала сирена, и группа бежала назад. Ей на смену устремлялась следующая. Обычно, часа за два все несколько сот «партизан» набирали свои дневные дозы.

— Как вы проходили очистку от радиации?

— В админостративно-бытовом корпусе дозиметрист замерял уровень радиации на одежде и обуви. Как правило, после каждой смены эти вещи до того загрязнялись, что дезактивации не подлежали. Их отправляли в могильник радиоактивных отходов. Кстати, когда я в свой перый рабочий день на ЧАЭС увидел, что один раз надеванные сапоги отправляют в могильник мне стало ясно — мы попали в самое пекло. Ведь я знал, что на стройках работяга получает одну пару кирзачей на два года, а здесь одну пару в день! Добавте армейскую форму, белье. За здорово живешь советское государство так бы не расщедрилось! Посчитал, что эта амуниция стоила рублей 50 (молодой инженер тогда получал 120 рублей в месяц).

Сбросив безнадежно зараженную одежду и обувь, мы шли в душ, смывать радиацию с кожи. Затем спешили напиться воды. Это потому, что под действием радиации в организме наступало обезвоживание. Так что за раз мы с наслаждением выпивали по 3–4 бутылки. Кстати у нас всегда была дефицитная «Боржоми» — благодаря оборотистому заместителю полка по тылу.

— Как отразилась на здоровье работа в условиях высокой радиации?

— Да у каждого по своему… У меня на ступне образовалась язвочка, она зажила только в 2000 году. А еще увеличились лимфоузлы под мышками. Но я на это особого внимания не обращал — не до того было. Самое интересное, что события примерно дней 10 моей Чернобыльской эпопеи полностью стерлись из памяти. Ребята вспоминали различные события, участником или свидетелем которых, по их словам я был. Но ничего этого не помню. Совсем.

— У вас в Чернобыле был оберег?

— Нет, но я носил в кармане железный рубль. И вот для чего. Смотрите, я некоторое время был командиром взвода, а затем пошел на повышение — назначили командиром роты. В моем подчинении оказалось около 100 бойцов. Как и я, это были так называемые «партизаны». Личный состав роты менялся — тех, кто официально набирал дозу радиации в 10 бэр (приблизительно 10 рентген) отправляли домой. Присылали новичков — в основном крестьян и рабочих. Чтобы доходчиво объяснить, насколько опасная работа им предстоит, я использовал металлический рубль. Когда они спрашивали, как действует радиация, я доставал рубль и лепил его себе на лоб (в этом деле важно, чтобы лоб был хотя бы немного влажным). «Видите, я из-за радиации стал вроде магнита», — говорил им. И, знаете, мужики сразу понимали, что с ионизирующим излучением шутки плохи. И технику безопасности соблюдали.

Впрочем… Дезактивировали мы помещения возле вентиляционной трубы. Вести себя там следовало крайне осторожно. Но, помнится, солдаты из Закарпатья, принебрегая опасностью, принялись мыть пол, став на колени, как это делают в сельской хате.

— Ваше подразделение хорошо кормили?

— Как на убой. Еда была вкусной и разнообразной. Кстати, в армейском магазине свободно продовались дефицитные в то время продукты, Например, растворимый кофе в пакетиках. А вот со спиртным было очень туго — сухой закон. Когда я собирался на дембель, следовало ребят угостить. С большим трудом раздобыл две бутылки водки.

— Сколько вам заплатили за работу на ЧАЭС?

— Оклад в пятикратном размере — более 3 тысяч рублей (это за 23 смены в третьей самой опасной зоне). Я купил на эти деньги кирпич и другие стройматериалы. Рассуждал так: Если после полученных доз облучения мне не суждено прожить долго, семье останется хороший дом. Понимаете, военные медики высказывались пессиместически по поводу моих перспектив дожить до седых волос.

— В минувшем году мировым хитом стал телесериал «Чернобыль», созданный британскими и американскими кинематографами. События в нем отражены правдиво?

— Что касается очистки крыши, то правдиво. Съемочная группа отталкивалось от документальных съемок, разрешение на проведение которых в 1986 году добился генерал Николай Тараканов. Поэтому о подвиге его солдат знают многие. Но нужно понимать, что крышу очищали и до, и после них — без кинокамер. Кстати, я читал много версий Тараканова о том, что и как было в Чернобыле. Многое в них не стыкуется.

В сериале «Чернобыль» впечатляюще показана история о подвиге водолазов. Они, рискуя жизнью, спустились под аварийный реактор, чтобы открыть вентиль слива воды. В сериале эти события представлены не совсем так, как они произошли в дейстательности. Но все равно эти трое чернобыльцев совершили подвиг. Но давайте не забывать не менее героические поступки многих других ликвидаторов. Возьмем такой пример: сразу после Чернобыльской катастрофы ученые опасались, что в аварийном реакторе произойдет еще один взрыв, поэтому им нужно было «заглянуть» в него. Кто знает о людях, которые, рискуя жизнью, прожгли отверстие в бетонном корпусе разрушенного реактора?

Истории, в которых специалисты проявляли высочайший профессионализм и смелость во время ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы предостаточно. А вот пенсии у многих из них (тех, кто дожил до наших дней) лишь немногим больше минимальной, например, у моих знакомых водителей грузовиков-миксеров, доставлявших цемент для возведения саркофага».