— Мы на своей земле, князь. Что хотим, то и творим. Что б ты делал, если б в твоём доме верховодил чужак? Ведь мы же всё теряем: дома, землю, волю, жён, детей…. И с чего б тогда хоть не нашкодить немного, коли твоё забирают?
Владимир решительно встал, подошёл к пленнику и со всего маха ударил того по лицу:
— Закрой рот! — крикнул он. — Когда мой отец шёл на Саркел, сильно он маялся от того, что пожёг хазарские дома? …Маялся он, когда вернул долг Константинополю рабами, взятыми из разбитых им хазар? Брал-то золото, а вернул людьми. Их воля его не интересовала, пускай бы спросил, желают ли они в полон или нет? Скажи, ведь смешно даже думать об этом. Он пришёл, победил, и сделал так, как того желал. И я так же, как и отец, пришёл, победил и делаю всё, как мне надобно.
…Волю у них отбирают. Да на кой она тебе? На кой?! Покоритесь и живите мирно. Мне дел больше нет, как с каждым полочанином или дрягвичем в отдельности воевать. Вот ты мне скажи, что тебе, дань в один с десяти мешков со двора — убыль?
— То не убыль, — сплюнув кровяной сгусток себе под ноги, ответил волхв, — то безволье. Хочу — даю тот мешок, хочу — нет. Могу и два мешка дать, …но по своей воле. Да и к отцу ты не равняйся. Он ворогов хазарских и к крыльцу своему не подпускал, а ты их уж и за стол собой приглашаешь, совет от них берёшь. А всё потому, что сам по крови …серый.
— Заткнись! — снова замахнулся князь, но почему-то опустил руку, вернулся к посаде и сел. — Ортай, — Владимир вдруг сменил тон, — а вот дай я тебе волю, интересно, что бы ты с ней делал?
Волхв поднял голову и внимательно посмотрел в глаза ни с того ни с сего переменившегося князя. Не уловив в фиолетово-красном от пьянок лике ни насмешки, ни правды, Ортай перевёл взгляд на Берега. У того аж мурашки по спине пробежали. Берег вдруг ощутил всю боль того, что этот полешук называет безвольем.
— Отвечай, Ортай, — напирал князь, — на кой тебе эта воля?
— Воля? — переспросил волхв. — Ты можешь делать со мной всё, что хочешь — убей, на кол сажай, но прежде дай волю. Я хотел бы и родиться, и умереть вольным. Так даже лучше — дай волю, и сразу вели убить.
— Зачем? — удивился князь. — Тебе нужна воля только для того, чтобы умереть?
— Отпустишь ты — полонит другой. Много вас тут, а так… помереть вольным — дело большое.
— …Так не годится, — князь развёл руками и с досады хлопнул себя по худым ляжкам. — Ты ведь понимаешь, что без услуги я тебе воли не дам, а если будешь знать, что всё равно скоро умрёшь, мою просьбу выполнишь лишь бы как. Нет уж, давай сговоримся. Я тебе дам волю, а ты взамен этого в короткий срок выходишь двух моих воинов.
— Князь, князь, — с укором покачал головой Ортай, — как гонять и бить, будто зверей, от Киева до Литвов — так волхвов, а как выходить кого — опять волхвы. Неужто думаешь, что кто-то станет тебе помогать? Да и не волхв я вовсе, говорил же.
Владимир пропустил мимо ушей последние слова полешука.
— Я ведь даю хорошую цену, — продолжал он, — ты же сам говорил, что воля — дело большое.
— Что мне воля, когда куда ни кинься, опять поймают и к тебе же приведут. Мне б такую волю, чтоб среди людей жить и вольным быть…
— Торгуешься? Думаешь охранную грамоту себе выхлопотать? Это дело не плёвое, надо согласить с боярами да епископом…
— А выходить двоих, по-твоему, пустяк? Я ведь их ещё и не видел. Может так статься, что они безнадёги, и тогда моя воля…. Мне уж либо смерть, либо воля с охранной грамотой. Что-нибудь да выхлопочу. Да и что для тебя совет и бояр, и ваших же хазарских епископов? Ещё и не такое сам решал.
Князь замолчал. Берег уже начал думать, что он так никогда и не примет решения касательно этого непокорного Ортая. Но, как видно, когда очень нужно — и князья умеют пригибаться...
— Добро, волхв, — сказал Владимир. — Как только Псор и Всемил встанут на ноги, дам тебе вольную с охранной грамотой. Будешь вольным от податей, но не от законов, учти это. Как липа отцветёт, я поеду в Киев. Всемил должен быть со мной, живым и здоровым. Смотри, Ортай, без всякого там. Чуть что — на том свете найду, ты меня знаешь.
Берег, ты свидетель, княжеское слово даю, что выполню обещанное, — князь по старинке поднял правую руку ладонью вперёд.
…Через месяц зацвела липа. За всё это время Ортай лишь четырежды выходил из Слободы в лес, за корешками да травами. Из дома, где находились Всемил и Псор, волхв — всё же будем называть его так — выходил немногим чаще. В общем, старался, как мог. В дом никого не пускали, да никто, по понятным причинам, особенно-то туда и не совался.
До сих пор обозлённые боярские родственники ходили к князю жаловаться на Берега, требовали наказать его за скрытность и за то, что странным образом уцелел там, где пострадали их сердешные родичи. Владимир молча выслушивал их, но ничего не предпринимал. Он прекрасно знал, о чём пекутся эти люди.