Чаепитие с призраками

Кармин, жена пастуха, должна была родить еще месяц назад. В тот день умер ее муж. Ни с того ни с сего. Сидел за ужином и вдруг упал лицом на стол. Должно быть, два существа, растущие внутри Кармин, почувствовали это, потому что с тех пор они отказываются выходить наружу, а живот матери не перестает увеличиваться. Она уже не может встать, чтобы не накрениться вперед под тяжестью двух паразитов.

Нерожденные дети постоянно дерутся друг с другом.

Она не хотела близнецов, не хотела двойню. Один ребенок, только один, неважно, девочка или мальчик. Этого достаточно. Незачем даже думать о том, кто выйдет из ее чрева вторым. Она вовсе не мечтает о втором ребенке, одна мысль о нем приводит ее в ярость.

Если повезет, один из близнецов убьет другого еще до рождения.

Толчки начались уже на третьей неделе; слишком рано, по мнению повитухи Мирей. Раз в месяц та карабкалась к овчарне, расположенной высоко над деревней, и каждый раз уходила оттуда все более бледной. Внутри Кармин точно дикие кошки сцепились.

Когда срок пришел, повитуха надавила будущей матери на живот и напоила настоем трав, облегчающих роды. Тщетно. Мирей пообещала себе, что ноги ее больше не будет в доме этого отребья. От такой войны в кишках добра не жди. Ой не жди.

Если бы она знала, что через два часа после ее ухода отец детей испустит дух – вдобавок ко всему, – попросила бы приходского священника из Бельведера изгнать дьявола из овчарни.

Итак, уже десять месяцев Кармин просыпается по ночам оттого, что дети внутри у нее царапаются и обмениваются пощечинами. А недавно к этому добавились кошмары, не иначе как навеянные трупом пастуха, что лежит за дверью, завернутый в простыню. С ее-то животом Кармин едва сил хватило его хотя бы за порог вытащить.

Теперь она то и дело видит, как муж разжигает огонь, сметает пепел и обтирает ей лоб. Кармин мечется в лихорадке и не может решить, пугают ее эти видения или успокаивают.

Деревеньку накрывает пелена. Дальше трех метров ни зги не видно. Повитуху мучит совесть. Уж она-то знает, что в такой день, когда туман окутал все вокруг, на свет появляются демоны. Но что ж теперь, бросать девицу рожать в одиночестве? Тем более что в тени Мон-Бего холодно даже в разгар лета.

Кармин уже воет, когда Мирей переступает через смердящую простыню. Что под ней, она и знать не хочет. Крики успокаивают повитуху. Она в своей стихии. Кипятится вода, настаиваются травы, Кармин стоит на четвереньках. Необъятный живот растекся по матрасу.

Повитуха не успевает сказать «Тужься!», как между бедер матери появляется головка ребенка – и оп! – в мгновение ока тельце выскальзывает наружу, словно кусок мыла, и падает в руки Мирей.

Та ошеломленно молчит четыре секунды. Две из них она удивляется такой быстроте, неслыханной для нерожавшей женщины, а еще две размышляет, нормально ли, что ребенок такой… нормальный. Ни рогов, ни козлиного хвоста, ни змеиного языка. Потом повитуха встряхивается, кладет малышку – да, это девочка – перед матерью, накрывает новорожденную мягкой овчиной и возвращается к своей работе.

Первый ребенок должен был проложить путь второму. Но Кармин тужится, тужится, а второй все не выходит. Она шепчет себе под нос всякую всячину: то подбадривает себя, то ругается, то вовсе бредит. Повитуха засовывает руку в ее лоно, разыскивая упрямца… и, вскрикнув, выдергивает. На указательном пальце виден глубокий след от укуса.

Мирей – добрая женщина, но всему есть предел. С нее довольно. Она уже собирается уходить, когда Кармин издает вопль, который разносится по окрестностям, точно раскат грома. На следующий день будут говорить, что его слышали по всей долине.

Повитуха вздыхает, уже держась за ручку двери.

Она силой вливает в рот роженице настой лавра. Вытирает ей пот со лба. Говорит с ней то мягко, то грубо, подстраиваясь под схватки, требует дышать. Кармин цепляется за ее руку так, будто висит над пропастью. Бедняжка.

За стеной истошно блеют овцы.

Через час Мирей не выдерживает. Она садится на стул, слушая слабые стоны Кармин. Не вспарывать же матери живот, чтобы спасти злосчастного ребенка? У них ведь даже отца теперь нет, упокой Господь его душу, некому будет растить. Впрочем… Она может приготовить другой настой, из чабреца и зимолюбки. «Да, – думает Мирей, – так лучше всего. Первая девочка выглядит здоровой, матери хватит с ней хлопот. Тем хуже для второй. Ей придется уйти».

Но как только повитуха отворачивается, чтобы найти травы, вызывающие выкидыш, между ног Кармин появляется вторая головка.

Малышка осматривается. И убедившись, что ее никто не видит, вылезает из кокона плоти, переползает к изголовью кровати, проскальзывает под овчину и выпихивает старшую сестру. Та с криком падает на пол.

Повитуха оборачивается. Некоторое время молчит, потом пожимает плечами. Ее уже ничем не удивить. Она берет на руки новорожденную, которая выбралась наружу не иначе как чудом. Снова девочка, в точности похожая на первую. До странности похожая.