Чагин

— Оставь меня, пожалуйста, ненадолго. Я хочу посмотреть, как всё будет выглядеть после меня. Дом, окно, весь мир. И бессмертник на окне.

Я спустилась к ней минут через пятнадцать. Вера сидела в той же позе, и глаза ее были по-прежнему открыты. Одной рукой она сжимала подлокотник кресла, другой — складку пледа. Но не дышала.

27 апреля

Павел — Нике

Вот как это описал Чагин:

Покинувший дом обернулся. В расчерченном рамой квадрате
Увидел сидящих за чаем и всех их навеки запомнил.
Они говорили беззвучно, пожалуй что, даже безмолвно,
И пар самовара, клубясь, играл с бахромой абажура,
И в вазе бессмертник стоял, навеки прощаясь с ушедшим.

28 апреля

Ника — Павлу

Как страшна жизнь. Это не единственный вывод, к которому я прихожу, — есть, конечно, и более оптимистические. Но сейчас эта мысль взрывает мне мозг.

Ты спрашивал, вернусь ли я. Вернусь. Может быть, вдвоем нам будет не так страшно.

28 апреля

Павел — Нике

Я люблю тебя и жду. Пробовал сказать что-то еще, но всё остальное получается слабее и меньше.

28 апреля

Ника — Павлу

После Вериных похорон Чагин уехал, никому ничего не сказав. Теперь знаю, что в Тотьму. Варвара тебе о нем рассказывала?

28 апреля

Павел — Нике

Да, родная моя, подробно. Говорила, что жилец он был забывчивый, но неприхотливый.

Въехав, спросил:

— Варвара Феодосьевна, нет ли у вас пера и чернил?

Варвара ответила, что чернилами давно не пишут. Что есть только карандаш, но зато не простой, а химический. Что если нужен цвет, то изделие надлежит послюнить.

— Нет, — сообщил, — цвет не нужен.

«Одиссей» в значительной своей части написан химическим карандашом. Там, где на тетрадные листы попадала вода, карандашная серость превращалась в синеву.

Исидор работал с утра до ночи. Писал поэму, представляя себя Одиссеем. Из дому выходил редко. В основном — на воскресные службы в Спасо-Суморин монастырь. Приносил Варваре просфоры. Позже, как я понял, Исидора даже поставили чтецом. Предложили ему переселиться в гостевую келью, но он предпочел остаться у Варвары.

Иногда Чагин отправлялся гулять на пустынный берег Сухоны. Шел, наклонившись вперед, голова опущена. Сочинял на ходу поэму, чтобы дома записать. Укладывая непростую свою жизнь в гекзаметры, ритмично взмахивал рукой. За это его прозвали Дирижером. Исидор знал о своем прозвище и не обижался. Варвара неоднократно видела, как, оказавшись перед зеркалом, жилец произносил его на разные лады. Дирижер. Улыбался.

Скоро Чагин стал чем-то вроде местной достопримечательности. Указывая на него приезжим, говорили, что, по некоторым сведениям, раньше он дирижировал в театре. Некоторые сведения придумала Варвара, которая — так велика была в ней тяга к музыке — первой же в них и поверила.

Приехал Исидор с маленьким чемоданчиком, в легком пальто. С первыми холодами (они в этих краях примыкают к последним) он стал мерзнуть. В монастыре Чагину нашли полушубок и теплые ботинки.

Однажды он вернулся домой без полушубка, с разбитым лицом. Где-то на берегу Сухоны его ограбила пьяная компания. Тотьма — городок маленький: и компанию, и полушубок нашли быстро. На следствии Исидор никого не опознал, и подозреваемых отпустили.

На следующий день один из них — а именно Прохор, который и разбил ему лицо, — пришел к Исидору с бутылкой водки. Хозяин выпил из вежливости пару стопок, остальное досталось гостю. Прохору это понравилось, и он стал навещать Чагина регулярно. Долгими зимними вечерами рассказывал ему свою жизнь.

— Ну, как его пускать, такого страшного? — журила жильца Варвара. — Руки-лопаты.

Исидор молча чесал затылок, поскольку один лишь взгляд на гостя, да, требовал определенной стойкости.

— Вы хоть знаете, как зовут мужчину-то?

— Должно быть, Емельян, — задумчиво отвечал Исидор.

Он никак не мог вспомнить имя разбойника.

Чагин попросил Прохора не выгонять. Оба они были в каком-то смысле коллегами и занимались жизнеописанием.

Со временем (откровенность за откровенность) Исидор стал читать Прохору отрывки из «Одиссея». Поэму тот в целом одобрял, но советовал убрать вот это (стук огромной ладони по столу). Чагин понял, что речь о гекзаметре, которого рецензент не умел назвать. Он призывал автора к простоте изложения.

Прохор же нашел Исидора на берегу Сухоны свалившимся от сердечного приступа. Чагин был еще жив. Место там в буквальном смысле глухое, даже мобильный не работает, так что на появление машины рассчитывать не приходилось.

— С Исидором Пантелеевичем на руках он, пропащая душа, добежал до больницы. — Рассказывая это, Варвара плакала. — Два кило́метра бежал, а спасти человека не удалось.