– Майя, что ты говоришь?– поморщился он, будто я несла чушь.
– А вы не понимаете?– шокировано моргнула я.– Это ненормально…
– Это нормально, Майя!– бросил тот и отошел к своему столу.– Нормально, когда люди нравятся друг другу. Ненормально бояться каких-то условностей…
Я потеряла дар речи. Он все решил за меня. «Кто ему сказал, что он мне нравится?!»
– Вы много на себя взяли,– растерянно отступила к двери.
Он оглянулся и вопросительно повел бровью, мол: «Неужели?»
Я едва взяла себя в руки, с каменным лицом выпрямилась, вдохнула для твердости в голосе и проговорила:
– Вот что я вам скажу: для вас это, видимо, какая-то игра, но я не собираюсь в ней участвовать. Я не стану писать заявление по собственному. Я закрою глаза на ваше поведение. Я сделаю все, чтобы моя работа была, как и прежде, эффективной. Я никогда не заикнусь об этом случае, никто никогда не услышит от меня об этом… Но я больше никогда не хочу возвращаться к этому вопросу и оставаться с вами наедине! Больше никогда не хочу чувствовать себя так мерзко!
– Чаю хочешь?– обескуражил его невозмутимый вопрос.
– Что?!– в одно мгновение сел мой голос.
– Или воды?
Когда он повернулся, его лицо не выражало сожаления, вины, расстройства. Он был невозмутим и поразительно хладнокровен.
– Или воды?– переспросила я.– Вы смеетесь?!
– Разве?– проводя пальцами по своему подбородку, вскинул брови он.
«Ну просто капец какой-то!»– отчаянно заныло внутри.
– Го-о-споди, как унизительно!– протянула я и уронила голову, чувствуя, как рушится все, что с таким трудом строила несколько лет на этой фабрике.
– Майя Витальевна, не разводите драму,– усмехнулся он и с видимым спокойствием налил себе стакан воды, но его горечь и униженное самолюбие не укрылось от моих глаз. Он с силой сжал стакан, сделал глоток и очень сдержанно произнес:– Зачем ты снова прикрываешься моралью, мнением окружающих, какими-то несусветными выдумками об унижении? Я ведь не предлагаю тебе что-то постыдное?
«Разве?»– хотелось съязвить мне. Но мое положение и без того было шатким. Мне просто надо срочно убираться из кабинета, чтобы не усугубить все еще больше.
– Очевидно, я совсем не различаю границы норм?– покачала головой я.
– Ты просто трусиха…
Нет, я не петух, который при слове «трус» сразу бросается в бой, но сколько можно игнорировать мое «нет»?! С ним было бесполезно разговаривать и в чем-то убеждать. Он хотел добиться меня во что бы то ни стало и не воспринимал отказа.
– Похоже, у вас идея фикс, от которой вы спятили!– все-таки не выдержала я и сердито протянула ладонь ему навстречу.
– Ключ, пожалуйста!
– Мы еще не закончили…
Это было похоже на дежавю, только этого мужчину я не хотела.
– Я не могу больше находиться здесь!– вскрикнула я.
Он молчал и мерил меня пристальным взглядом.
– Господи, да это же очевидно: я не хочу быть с вами! Отдайте ключ!
Но он продолжал испытующе молчать.
– Вы же не подвергнете меня насилию?– прищурилась я от напряжения: мозг просто закипел.
В ту же секунду Алексашин вскинул голову и широкими напряженными шагами прошел ко мне. Я попятилась, испугавшись его реакции, но он быстро ухватил меня за локоть и притянул к себе.
– Не надо!– взмолилась я, зажмурившись и сжавшись, будто ожидая удара.
Его дыхание коснулось моего лица, но он просто замер рядом.
– Почему ты упрямишься, Майя? Со мной тебе будет спокойно! Сколько тебе еще дать времени подумать?
Я приоткрыла глаза и осторожно подняла голову.
– Подумать о чем? Как мне будет здесь житься, если я не стану спать с шефом?
– Дура ты!– беззлобно бросил он.
– Я увольняюсь,– прошептала дрожащими губами, уверенная, что больше ничего не остается.
– Смело!– изрек он, а его губы насмешливо искривились.
Я отшатнулась и передернулась, а Алексашин взял мою ладонь, сунул ключ от двери и отошел.
– Беги на все четыре стороны!
Сдерживая слезы, на ватных ногах я повернулась к двери, отперла ее и срывающимся голосом проговорила:
– Вы не смеете так со мной обращаться…
И, распахнув дверь, сорвалась на бег.
Часть 25. Между молотом и наковальней
– Никто не смеет так со мной обращаться!– сдерживая всхлипы, бежала я по лестнице.
У центрального выхода я чуть не распласталась на последней ступеньке, спасло, что успела ухватиться за перила. Лицо горело, внутри кипело, легкие разрывало от напряжения… Я бессильно села на ступень, потирая ушибленную лодыжку, и зажмурилась, чтобы не разреветься. Обида и злость душили, хотелось выплеснуть их, но что-то сковывало и держало в узде. Стиснув зубы, я яростно выдохнула и посмотрела сквозь окна холла на стоянку.
И только увидев родную машинку, которая могла бы унести меня далеко отсюда в родные пенаты, осознала, что ничего не получится. Сумка осталась в кабинете директора. Ключи от машины, от дома Риммы, от моей квартиры, телефон, деньги, ноутбук – все там… А я не могла заставить себя вернуться назад, если был хоть один шанс еще раз встретиться с Алексашиным: меня передергивало от одного воспоминания о нем. Но в офисе больше никого не было, чтобы вынести мои вещи, даже Женя уехал.