Чай с тишиной

В них огромная луна ярко освещает ночной город, отражается в окнах, рассыпается бликами по пустым улицам, серебрит кошачью шерсть. Люди спят, и кошки торопятся выбраться из душных квартир и теплых подвалов. Сотни и тысячи лап неслышно крадутся по ступеням, взбираются по стволам деревьев, перепрыгивают с крыши на крышу. Сотни и тысячи глаз устремляются к небу, вспыхивают зеленью, довольно жмурятся в предвкушении. Сотни и тысячи кошек приветствуют друг друга, нетерпеливо мурлычут, а то и мяучат от переполняющего сердце ожидания чуда.

И когда последняя кошка в городе выбирается на крышу и устремляет золотистые глаза к луне, чудо приходит.

Крылья раскрываются у всех разом. Сперва тонкие, серебристые, словно бы сотканные из лунных лучей, и все кошки, котята и даже матерые дворовые кошаки вдруг становятся похожими на нежных бабочек. Искрятся волшебные крылья, переливается шерсть в магическом сиянии, в кошачьих глазах отражаются мириады огней — будто бы полная звезд Вселенная заключена в пушистом теле.

Магия луны набирает силу, и вот уже крылья окрашиваются в привычные цвета, обрастают жесткими перьями и нежным пухом. Рыжие, серые, черно-белые, полосатые — с каждым мгновением они все крепче и сильней, все громче взволнованное мяуканье, все ярче лунный свет над спящим городом…

А потом самый смелый кот, рыже-белый, с теплыми оливковыми глазами, первым вспрыгивает на трубу, распахивает полосатые крылья и взмывает вверх, к огромной, доброй, теплой луне, невыразимо сладко пахнущей молоком и — самую чуточку — медом. И следом за ним срывается с крыш кошачья стая, и воздух вздрагивает от взмахов сотен и тысяч крыльев, и лунные мышки, сестры солнечных зайчиков, носятся вокруг, зарываются в шерсть, мерцают на кончиках усов.

И кому какое дело, что вместе с кошками взмывает к небу маленькая девочка в смешной розовой пижамке?..

Всю ночь Маленькая Ведьма будет гулять с кошками над спящим городом, порхать над темными парками, любоваться с высоты пунктиром уличных фонарей. Всю ночь крылатые кошки будут приносить ей крошечных лунных мышек с длинными голубыми хвостиками, чтобы те бегали по детским ладошкам, смешно щекоча кожу лапками, оставляли на пальцах серебристую лунную пыльцу и зарывались в волосы любопытными носами, растрепывая косички. Всю ночь озорные котята будут прыгать за бантиком на веревочке и, заигравшись, хватать Маленькую Ведьму за босые ноги — только понарошку, совсем без когтей! И, уж конечно, каждую кошку можно будет обнимать и гладить — столько, сколько захочется.

Всю ночь в небе над городом будет светить добрая молочно-медовая луна, заглядывая в окна, наполняя теплым золотом сны кошек и их хозяев, заливая улицы теплым волшебством…

А утром все вернутся домой.

— А ты правда умеешь летать? — спросит Взрослая Ведьма утром сонного кота.

Зверь лениво махнет хвостом — так я тебе все и рассказал! — и не спеша, с чувством выполненного долга отправится к миске. Полеты полетами и магия магией, а завтрак по расписанию, извольте накормить голодного котика! И по спинке погладьте, и на ручки возьмите, и за ушком почешите, и вообще, любите и заботьтесь…

И можете не бояться никаких кошмаров.

Чашка 70

Иногда Взрослая Ведьма останавливается — и смотрит.

На себя.

Смотрит на свои ладони, исчерченные узором линий, хранящие тепло прикосновений, таящие нежность и ласку, силу и ловкость. Ладони матери, жены, мастера, ведьмы. Сколько волшебства прошло сквозь них, сколько пройдет ещё, сколько останется незамеченным?

Никто не знает.

Смотрит на свое лицо, видит, как время касается мягкой кистью век, прячется в уголках губ. Каждая улыбка отпечатана в коже, каждая слеза, каждый вздох. Время рисует акварелью, смешивает оттенки, умойся ключевой водой поутру — растает узор. Но скоро придет черед угля, и о чем расскажет твое лицо, какие истории запомнит?

Никто не знает.

Смотрит на свое тело, помня каждую чёрточку, каждую складку, каждый шрам. Всякая женщина — ведьма по праву рождения, сама проводник к вратам и сама же — врата меж мирами. Следы тех, кто прошел насквозь, не сгладить, не исцелить, но, будь выбор, — пошла бы тем же путем снова. Раскрылась бы в бесконечность, свернулась черной дырой, выкормила собою, дала дорогу — в жизнь, в мир, в космос. Вернутся ли те, кто прошел, забудут ли твои руки, твое тепло, твои песни?

Никто не знает.

Смотрит вокруг себя, на людей, чьи сердца бьются рядом, и на тех, чья жизнь вплетена в строки текста, вылеплена сотнями тысяч знаков, черным по белому, алым из сердца в слова. В каждом видит свое отражение, свои чувства, свою любовь и боль — или сама отражает каждого, принимает, впитывает?

Никто не знает.

Ведьма смотрит в зеркало — и не видит себя.

Потому что она — не руки, не лицо, не тело. Не врата и не проводник. Не женщина, не мать, не любовница, не сказочница и не сказка, не девочка внутри самой себя, не девушка с ручным драконом, не мужчина с окровавленным лицом и разбитым сердцем…

Она — все сразу и многое другое.