Чай "Со слоном", или Мера беспорядка (СИ)

      На рынке помимо прочего в ходу автоэмблемы. "Опель" или "Жигули" - самые дешёвые, на них много не выменяешь, а самые дорогие днём с огнём не сыщешь. Но если карман приятно оттягивает кругляшок от "Мерседеса", волей-неволей почувствуешь себя баловнем судьбы. Боковые фары тоже принимали, но не везде: они уже отходили, но кое-кто барахтался как мог на плаву. От них сейчас многие спешили избавиться, поэтому новые и старые рынки ими завалены. Кто поумнее - или поглупее, те охотно принимали старую "валюту". Будет время, она снова вернётся в оборот, вот тогда люди посмотрят, у кого дырка в кармане, а у кого огого и даже больше, приходи меряться.

      Когда всё украдено до нас, из нор и из щелей осторожно показывают носы те, кто говорят о себе примерно так: "Мы люди маленькие, нам и этого хватит". Павел и команда носы не задирали, сливки не снимали, зато живы, здоровы - и на том спасибо. Все эмблемы до них поснимали? Погоди отчаиваться, люд честной. Под капот загляни, по углам пошурши, по полкам поскреби, и будет тебе счастье.

      Пётр Львович где-то разузнал, что грядут перемены. Года три назад вообще телефонами расплачивались. Неработающие служили копейками, кнопочные рублями, старинные дисковые и проводные только дураки принимали в уплату. Работающие - это полтишок, ну и дальше своя система по размерам, моделям и прочим приблудам. Игорь с Петром Львовичем отнесли телефоны в чулан и бережно сложили и по-отечески укрыли покрывалом. Кто знает, когда взбредёт в голову верхам вернуть их в оборот. Сплошные трудности и бардак в прямом смысле с валютой, тьфу.

      Наручных часов немерено лежало в советском чемодане. Старом, с ремешками вместо замков. Ухо приложи к нему - весь тикает наперебой, точно живой организм, а не хлам. Ждёт своего часа.

      В незапамятные времена главвалютой были шахматные фигуры, а ещё раньше бутылочки из-под йода. Маразм чистой воды что то, что другое. Шизофрения накрывала медным тазом раз за разом всё крепче. Следи только, чтобы своя крыша не уехала восвояси. Пакетики, шуршалки, скрипелки, свителки, блестяшки, баночки, скляночки, шкатулочки, крышечки, непонятные детали... Всего не передать без крепкого словца, что уже отслужило срок на рынке. Вот книгами пока не расплачивались, хоть за это спасибо. И таскать тяжело, и нельзя так с ними, несчастными.

      А Катя всё не умолкала. Игорю она уже и не мешала вовсе, старый проныра улыбался до ушей, вытеснив Петра Львовича.

      - Катя, то есть Екатерина Владимировна, - Игорь кашлянул, - надолго ли вы у нас?

      Катя беспечно пожала плечами. Розовощёкая, юная, девушка-мечта и девушка-загадка. И вся не для этого мира. Всё-таки преступление вести девчонку в гаражи, столько в этом пошлости и грязи. Да только особо и некуда приглашать: приличные кафетерии раскатали под фундамент, от неприличных и его не осталось. Всё скатилось до вульгарщины, теперь романтика - это банка тушёнки на двоих и полторашка сомнительной мутноватой воды. Так что и в кустах, если что, тоже бок о бок сидеть, держась за руки. Сплошные мир да любовь.

      Самое время для мужественного плеча, да только с цивилизацией и храбрость рассыпалась. Трусливые и плешивые собаки и те порой смелее, чем человек с трясущимися коленками.

      Пока Игорь играл в джентльмена, Семён вёл группу Павла по гаражам. Игорь протягивал Кате руку и мурлыкал: "Пожалуйте, Катенька... Катерина Владимировна". И они переступали через покрышки, шли по жестянке, хрустели рассыпающимся от солнца пластиком и шуршали пакетами из-под чипсов и прочей дряни. Из-под всего этого безобразия нахально тянулись жирные тычины осота и стеснительные веточки ясеня обыкновенного. Что он обыкновенный, это Игорь от Кати узнал. Она всё щебетала, щебетала, щебетала.

      А Семён уверенно маршировал по мусорным завалам, и Павел с Петром Львовичем без устали шли следом. Мародёры давно оставили многострадальные гаражи в покое, потому что, как им казалось, они вынесли отсюда всё, что плохо приколочено. А что не приколочено, вынесли ещё задолго до всяких злодеев. Ещё каких-нибудь пару недель назад здесь даже собственной тени было опасно маячить, даже её умудрились бы вогнать в гроб; а пока до поры до времени страсти улеглись, главари и главвраги друг друга вдоволь нахоронились, а заодно и простой люд тоже. В общем, гуляй не хочу. Пока.

      Тупик встретил безвестностью и тишиной. Под ногами не хрустело, не шуршало, не хрюкало и не хлюпало. Зато по стенам живописно расплылись бордовые брызги - дело рук лиходеев-экспрессионистов. Покопаться в земле и мелком мусоре, можно не один скелет собрать с запчастями, было бы желание. А желания не было. И надобности тоже.

      - Как-то спокойно слишком, - засомневался Пётр Львович.

      - Сюда мародёры в последнюю очередь заглядывают. Совесть и жуть отрезвляют будь здоров, - задумчиво ответил Семён, ковыряясь с замком одного из гаража. Рыжая дверь скрипела, постанывала, но всё-таки сдалась. - Да и времена такие... сами понимаете...

      Катя разглядывала бурые от клякс стены.

      - Катя, стой там, - скомандовал Семён.