Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что на нас все смотрят свысока и с иронией. Недавно я встретил одного из бывших функционеров свердловского рок-клуба, нет, не Колю Грахова (директор рок-клуба — А.М.), и тот мне сказал, что просто не мог бы поверить в то, что именно с нами произойдет вот вся эта история, такими мы казались ему временными. Но мы и сами ведь тогда относились к себе иронично, хотя ведь встречались люди, которые говорили, что эти вот и есть самые настоящие. К вкусу этих людей я и тогда прислушивался, да и сейчас это делаю. Ты сам знаешь (смеется)… Зато вряд ли знаешь о том, что Костя Канхалаев, тогда директор «Наутилуса», а ныне преуспевающий галерист, всегда относился к нам с особой нежностью, и недавно сказал мне, что жалеет, что не стал с нами работать, а предпочел «Нау», хотя эта история для него закончилась не очень весело. У него прекрасный вкус, думаю, что не только в живописи, и что он нам не льстил.
То была просто запись первых песен. В МЖК был Клуб любителей музыки, приходили фанаты и обсуждали. Я сказал, что у меня есть новые песни собственные и сразу нарвался. Предложили прийти и спеть. Это был такой даже не концерт, а междусобойчик для своей аудитории. Настоящим первым концертом все же был тот самый, 29 сентября 1985 года в клубе МЖК. До сих пор помню мандраж и как тряслись поджилки, ведь в зале была, что называется, вся рок-тусовка, те, кто имел полное право судить и сравнивать. У меня ощущение, что я до сих пор помню ЗАПАХ того концерта! Мы были молодыми и наглыми нахалами, лишенными всех шаблонов. Вышли на сцену в абсолютно непредсказуемом составе. Позже до нас дошло, что это был самый что ни на есть настоящий по тем временам прогрессивный калифорнийский саунд, типа «Mungo Jerry» (на самом деле группа британская, но это ничего не меняет — А. М.), со всем этими перкуссионистскими штучками, у нас не было слово «должно», мы были свободны!
Первым точно был чпок-рок. Что это такое, нам объяснил Майк на примере. Это когда одна бутылка портвейна на десять человек народа и к ней пять бутылок газировки. Портвейн наливается в стакан, совсем немного, добавляется газировка, накрывается все ладонью, и делается «чпок»! То есть встряхивается и перемешивается сам собой, при этом результат совершенно фантастический. Крышу сносит (смеется). Потом, в 1987–1989 годах был период пост-бит-недо-панка, немного того, немного сего. Это когда писались альбомы «Дерьмантин» и «Дуля с Маком». С 1989 года мы стали играть уже зрелую, если говорить о текстах, то остросоциальную музыку, если искать аналогии, то для меня самого это ближе всего к тому, что тогда делали «U2», проще говоря, это был один фарватер. Ну а с 1993 года, с альбома «Дети Гор», мы отчасти вернулись к чпок-року, но на ином уровне, став лучше играть, музыка стала крепче и светлее, да и сами мы стали чувствовать себя более гармоничными. И этот период длится до сих пор, хотя… (Тут Шахрин вдруг зачем-то цитирует БГ, отчего вся предыдущая фраза становится более загадочной). «Мы взяты в телевизор, мы — пристойная вещь, нас можно ставить там, нас можно ставить здесь, но в игре наверняка — что-то не так»…
В Челябинск, в январе 1986 года, с «Наутилусом», ты сам ведь ездил с нами и должен помнить (помню, но иные детали — А. М.). Подпольный концерт на заводе, вход через дырку в заборе. Шли через какое-то заснеженное поле, был буран настоящий, снег в глаза… «Наутилусы» приехали до нас, с ними Бегунов, помню, как пришли на квартиру, а они там уже все лежат вповалку (смеется). А концерт… На первом ряду сидели легендарные тогда Вова Синий и Вова Рыжий из «Братьев по Разуму», сейчас по них мало кто помнит, а ведь были герои андеграунда, и после каждой песни говорили: «Ну, говно!» В качестве же гонорара после концерта нам отдали катушку немецкой пленки «ORWO» с его записью, редкостная вещь по тем временам. И мы, вместо того, чтобы сохранить запись, использовали бобину для других нужд, проще говоря, стерли, ну, дураки!