Чайка Джонатан Ливингстон

— Мне будет очень тебя не хватать, Джон.

— Салли, как не стыдно! — с упреком произнес Джонатан. — Не говори ерунды! Чем, скажи на милость, мы тут целыми днями занимаемся? Если бы наша дружба и связь между нами определялись положением в пространстве и во времени, то, преодолев пространственно-временные ограничения, мы бы мигом все разрушили! Однако после победы над пространством остается только Здесь. А после победы над временем — только Сейчас. И неужто ты полагаешь, что мы с тобой не встретимся еще раз-другой в беспредельности этого Здесь и Сейчас?

Чайке Салливэну было явно не по себе, но он нашел в себе силы рассмеяться.

— Чудак ты, однако, — мягко произнес он. — Но что верно, то верно: если кто-то и способен научить кого-нибудь на Земле видеть нечто, определенное расстоянием в тысячи миль, то этот кто-то, безусловно, Чайка Джонатан Ливингстон.

И опустив глаза, Салливэн принялся разглядывать песок:

— До свидания, Джон.

— До свидания, Салли. Мы непременно еще встретимся.

С этими словами Джонатан воспроизвел в мыслях образ огромных стай чаек на океанском берегу где-то в ином времени. И благодаря тренировке ему не требовалось прикладывать никаких усилий для того, чтобы знать без тени сомнения: он — не кости, плоть и перья, но сама идея свободы и полета, которая совершенна по сути своей и потому не может быть ограничена ничем.

Чайка Флетчер Линд был еще весьма молод, однако уже знал, что никогда ни одна Стая не поступала столь грубо и несправедливо, как поступила сегодня с ним его собственная Стая.

— И плевать, пусть болтают что хотят, — думал он, с помутневшим от ярости взором направляясь в сторону Дальних Скал. — Летать — это ведь не просто хлопать крыльями, таскаясь туда-сюда, как… как… москит какой-то! Подумаешь — бочку крутанул вокруг Старейшины! Я же просто так, шутки ради… И вот, пожалуйста, — Изгнанник! Дурачье слепое! Вконец отупели — ничего не понимают! Неужели они ни на секунду не задумываются о том, какие перспективы откроются перед ними, если они научатся летать по-настоящему?

Ну да ладно — мне все равно плевать. Пусть думают что хотят. Я им покажу еще!.. Они у меня увидят, что значит летать по-настоящему. Вне Закона? Хорошо, будем вне Закона, если им так нравится… Но они об этом пожалеют, ох как пожалеют!..

И тут он услышал голос, который звучал где-то внутри его собственной головы. Очень мягкий голос… Но все равно это было настолько неожиданно, что Флетчер опешил и вздрогнул в воздухе, словно наткнувшись на невидимое препятствие.

— Не нужно их бранить, Флетчер. Изгнав тебя, они навредили только самим себе. Когда-нибудь они это поймут. И они поймут то, что понимаешь сейчас ты. А тебе следует простить их и помочь им понять.

В дюйме от конца правого крыла Чайки Флетчера летела птица — ослепительно белая сияющая чайка, самая светлая чайка в мире. Без малейшего усилия птица скользила рядом, не шевеля ни единым пером, и скорость ее полета была при этом равна скорости, с которой летел Флетчер, а это был почти его предел.

— Да что же это такое происходит?! Я что, сошел с ума?! Или уже умер?! Кто это?!

Тем временем голос — тихий и спокойный — возник вновь среди сумятицы его мыслей. На этот раз требовательно прозвучал вопрос:

— Чайка Флетчер Линд, хочешь ли ты летать?

— ДА! Я ХОЧУ ЛЕТАТЬ!

— Чайка Флетчер Линд, достаточно ли сильно твое желание летать для того, чтобы простить Стаю и учиться, а затем вернуться однажды к ним и трудиться среди них, помогая им обрести знание?

Это был голос Мастера. И как бы ни был горд Флетчер и сколь бы уязвленным он себя ни ощущал, он знал — обмануть это ослепительное существо не было никакой возможности. И он смиренно ответил:

— Да.

— Ну что ж, Флетч, — в голосе сияющего существа звучала доброта, — тогда начнем с освоения искусства горизонтального полета…

Часть третья

жонатан медленно кружил над Дальними Скалами, наблюдая. Этот парень — Чайка Флетчер Линд — оказался практически идеальным учеником. Сильный, легкий и быстрый, он обладал также самым важным качеством — пламенным стремлением научиться летать по-настоящему.

В это мгновение появился и сам Флетчер — серой молнией он пронесся мимо своего инструктора, выходя из пике на скорости в сто пятьдесят миль в час. Вот он рывком вошел в медленную шестнадцати-витковую вертикальную бочку, громко отсчитывая вслух точки переворотов.

— …восемь… девять… десять… Джонатан-смотри-я-теряю-скорость… одиннадцать… я-хочу-добиться-четкой-фиксации-как-у-тебя… двенадцать… вот-до-сада-кажется-я-смогу-сделать-только… тринадцать… эти-последние-три-витка… без… четыр… а-а-а-а!!!

Каждая неудача приводила Флетчера в неописуемую ярость. Для него не могло быть ничего хуже, чем сорваться почти в самом верху и, опрокинувшись, кувырком полететь вниз, вращаясь вверх лапами в корявом штопоре.

Ему удалось выйти из этого позорного падения, только когда он был уже на сто футов ниже инструктора. Жадно хватая клювом воздух, он наконец выровнялся:

— Джонатан, ты напрасно тратишь на меня время! Я бездарен и туп! Стараюсь, стараюсь, но ничего не выходит!