Чайка с острова Мираколо

…то обнимет скалу, то отступит назад, играя; пенной лапой игриво смахнет песок, оно и таким бывает; и за выдохом будет вдох, будут волны шептать беспечно; время скалы сотрет в песок, но дыхание моря – вечно; лишь в воде мы сильны, в нас касанье волны пробуждает пламя; прорастая внутри, море в нашей крови нас зовет и манит; слаще песенных слов пенный рокот валов нам ласкает уши; море мягко как пух, но соленым скребком обдирает душу; когда в клочья прибой, когда вслед за тобой ветер воет в тоске и горе, я замру между небом и дном, как струна, на которой играет море…

Меня увлекло в мир зеленоватого плотного волнующегося света. Золотым дождем промелькнула стайка ярких рыб, словно пестрый ковер, переливались на дне кораллы и морские звезды, ласково мерцали пушистые клубки медуз. Море… Почему я никогда не замечала, насколько оно прекрасно? Хотелось забыть себя, раствориться в этой красоте… Из глубокой синевы мне навстречу приблизились чьи-то желтые глаза, встревоженно глядевшие прямо в мои. Потом они укоризненно моргнули. А потом – вспышка боли, ударив в лицо, безжалостно выбросила меня в реальность. Кажется, я кричала.

Свет казался ослепительным даже сквозь плотно зажмуренные веки. Крик, который почудился мне во сне, теперь наяву сверлил уши. В нем безошибочно можно было угадать вопль разгневанной чайки. Пульчино!

Я распахнула слезящиеся глаза. Куда девалось грозное ночное небо, смутные очертания полупрозрачных многослойных туч, подсвеченных луной? Был яркий день. От резких теней, рассекавших палубу, у меня заломило в висках. Бедный Пульчино бился в руках какого-то чернокожего гиганта.

– Отдай! – сделала я попытку вскочить. – Сейчас же!

– Да пожалуйста, ради бога! – воскликнул мужчина, в котором я с некоторым опозданием узнала Манриоло. Солнце светило ему в спину, отчего лицо его обрело смуглую черноту, рассеченную белоснежной полоской зубов. – Я забрал его, так как он долбанул тебя в щеку, и я боялся, как бы он не выклевал тебе глаза!

Значит, вот кто меня разбудил… Коснувшись щеки, я с удивлением посмотрела на алые пятнышки на пальцах. Боли не было. Но мне приснилось, что это Карита свезла мне когтями по физиономии! Сон и явь перемешались так причудливо, что не сразу разберешь.

– Главное – у тебя получилось! – воскликнул Манриоло, глядя на меня с каким-то новым уважением. – Море успокоилось вскоре после того, как ты тут сомлела. Правда, мы уже не надеялись, что ты очнешься.

Я послала ему не слишком добрый взгляд. Хорошо хоть от мачты меня отвязал – и на том спасибо! Снова попыталась встать, но быстро отказалась от этого намерения. Все тело ломило, сказывались испытания последних двенадцати часов: подъем на алтану, пугающий спуск в крипту (б-р-р! не к ночи будь помянута!), бешеная гонка по каналам, а затем еще одна выматывающая «беседа» с морем.

Как приятно было просто сидеть с закрытыми глазами, пока мир вертится сам по себе, напрочь позабыв обо мне! Солнце гладило мои щеки теплыми ладонями, над головой в безмятежной голубой выси качались верхушки мачт. Пульчино притих у меня в руках, зато за бортом пронзительно голосили его собратья, перекрикивая забористую ругань капитана и корабельного плотника, подсчитывающих убытки. Нас прилично потрепало прошлой ночью, однако капитан Майрано был полон решимости выйти в море.

– Дойдем до Аримина, там починимся! У меня договор и полные трюмы кож и шерсти, которая сама себя не продаст! А венеттийцы того и гляди закроют порты, пока не разберутся, кто у них теперь главный, и не повесят на Пьяцетте парочку виновников вчерашней кутерьмы!

Судя по приближавшемуся голосу, капитан направлялся в нашу сторону. Я открыла глаза, когда его массивная тень, как гора, заслонила солнце. Почему так трудно просто держать глаза открытыми?

– Я понятия не имею, кто вы такие, но за вас поручился синьор ди Горо, а он слов на ветер не бросает! – прогрохотало сверху. – К тому же, судя по вчерашнему, людей вроде вас полезно иметь на борту, когда вокруг творится всякая чертовщина. Решено – вы остаетесь!

– Благодарим вас, синьор, – ответил за нас обоих Манриоло, помогая мне подняться. На палубе, съеживаясь на глазах, сохли комки водорослей. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась переливчатая водная гладь. За бортом волны умиротворенно шептались о чем-то своем. Как и я, море казалось уставшим, выдохшимся… Оно неплохо покуролесило прошлой ночью и теперь ошеломленно прислушивалось к себе, удивляясь новым ощущениям.

Вскоре, повинуясь командам капитана, захлопали паруса. Каракка грациозно развернулась на пологих волнах, поймала ветер – и направилась на юго-восток, в сторону Аримина.

(прим.*: дословно – «в волчью пасть», у итальянцев это пожелание аналогично нашему «ни пуха, ни пера»)

***

Спустя неделю после той ночи я чувствовала себя как лодка, брошенная посреди моря без руля и весел.