— Я сама себе не нравлюсь, Зимин, — не отрывая взгляда от печки, устало отозвалась Катя. — Вот хочется заснуть — и не могу. Только глаза прикроются — в мыслях Михеич… В ушах голос его стоит: «В Волгу люди бросаются». И не могу заснуть.
Зимин ласково провел ладонью по ее руке.
— Слышишь, как наши строители расшумелись? Пойдем поупражняемся, повалим парочку сосен.
— Не хочется…
— Заодно и о Михеиче расскажешь и о делах поговорим. Проверено, что обман с «налетом» не раскрыт?
Катя кивнула.
— Хорошо. Пойдем, расскажешь все поподробнее. Он уперся ладонями о нары, намереваясь спрыгнуть.
— Я здесь расскажу, — остановила его Катя. — Ну, о «налете», что ж… Здесь все, к счастью, благополучно обошлось — немцы поверили… Я о другом хочу… С Михеичем разговаривала. Понимаешь, он правду сказал: теперь и они и мы в одной темноте. Что там сейчас, под Москвой? Тревожно на душе… Мы вот задерживаем восстановление моста, время придет — взорвем его, через свой район поезда не пропустим. А другие районы пропускают. Я тебе говорила: на линии Великие Луки — Ржев уже восстановлено движение. Что, если не удержится Москва, ведь тогда… Я хочу просить тебя… — Она села, умоляюще вскинув на него глаза. — Отпусти меня!
— Отпусти-ить?
— Да. Я перейду линию фронта, разузнаю все там и пойду по селам, расскажу им все, что сама видела и слышала.
Зимин молчал. Мысль была неплохая, пожалуй, лучше той, на которой он сам остановился. Налет на певский радиоузел связан с громадным риском, а рация… Ведь ее и от своих можно принести. Только не Катя должна пойти.
Не понимая его молчания, Катя побледнела.
— Ты не подумай чего, отец. У меня…
На нарах зашевелились. В другом конце землянки приподнялась забинтованная голова Саши, но Катя этого не заметила, по лицу ее от волнения красные пятна пошли.
— Знаю — будет конец проклятым, только вот, понимаешь, душно, словно воздуха меньше стало… Отпустишь?
Зимин покачал головой.
— Тебя отпустить не могу.
С улицы донеслись взволнованные крики. Дверь землянки распахнулась, в ней показалась радостная физиономия Васьки.
— Самолет с красными звездами! «У-2»!
Зимин и Катя в одно время соскочили с нар. Пробудилась вся землянка. Саша — он только вчера начал ходить, опираясь о стенки землянки, — спрыгнул на пол, как здоровый, и, сунув ноги в чьи-то калоши, побежал в одних трусах к двери. Зоя заплакала от обиды: она не могла подняться.
На поляне было ослепительно светло, снег искрился.
От бани на поляну выбегали партизаны. Впереди, махая шапкой, бежал Николай Васильев.
Ветер трепал воротничок катиной голубой кофточки. От мороза обнаженные руки посинели, покрылись пупырышками, но Катя не чувствовала холода.
— Родные! — закричала Катя и, спохватившись, умолкла: разве может человеческий голос долететь с земли до пилота?
Самолет приветственно покачал крыльями, сделал круг над поляной, и тут же будто стая белых птиц отделилась от него и закружилась в воздухе. С криком: «Листовки!» партизаны кинулись в лес.
— Иди оденься! — ласково обратился Зимин к Кате. Глазами, полными благодарных слез, напряженно следя за падающими листовками и за самолетом, она улыбнулась:
— Ничего, отец, ничего…
Самолет с гулом взмыл к облакам и там, в вышине, еще раз покачав крыльями, поплыл дальше, на запад.
«Пролетел бы над всеми деревнями и селами района, чтобы все увидели эти краснозвездные крылья», — подумала Катя.
— Есть! — донесся из лесу голос Любы Травкиной.
— Есть! — прозвенел в другом месте голос Васьки.
Крики, точно ауканье грибников, раздавались со всех сторон.
Первым на поляну прибежал Васька. В руке он держал брошюру, еще две торчали у него из кармана.
— Сталин!
— Что — Сталин? — в один голос вырвалось у Зимина и Кати.
Васька помахал брошюрой. С левой страницы, как только Катя развернула брошюру, на нее глянуло до мельчайших черточек знакомое и такое родное лица вождя. Она торопливо прочла вслух:
— «Доклад председателя Государственного Комитета Обороны товарища И. В. Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями г. Москвы 6 ноября 1941 года…»
Глаза жадно побежали по тексту.
Поляна быстро заполнилась партизанами… Поднявшийся ветер стряхивал с веток снег, шевелил его на земле и мелкой пылью швырял на застывшую в безмолвии толпу.
— «Великобритания, Соединенные Штаты Америки и Советский Союз объединились…»
Не слышно было и шагов часовых, лишь сосны шумели, и, врываясь в их глухой шум, взволнованным голосом Кати звенели над поляной слова вождя — его призыв:
— «…истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей Родины в качестве ее оккупантов».
К вечеру в лесу разыгралась метелица. Через дымоход в землянку влетало протяжное завывание ветра.
— Потеплее оденься — вьюжит, — говорил Зимин, с суровой ласковостью оглядывая Катю, по-деревенски покрывшуюся серой шалью.
Катя, чуть улыбнувшись, стащила с нар подаренный Михеичем полушубок.
— Куда теплее!