Чайки садятся на воду

Когда Андрей проводил Лену домой, было уже два часа ночи. Он бежал по затихшим улицам города и не чувствовал усталости. Радость переполняла все его существо. Ему хотелось громко кричать, петь, плясать. Но город спал, и лишь постовые милиционеры долгим взглядом провожали бегущего в порт матроса.

Через день «Сосновка» уходила в очередной рейс. Андрей возился со швартовыми концами на палубе, когда вдруг увидел у причала знакомую фигурку девушки. «Сосновка» уже отдала концы и медленно двигалась к выходу из ковша. Андрей подбежал к релингам на полубаке. Поднял руку. Лена заметила его. Наблюдавший эту сцену боцман толкнул в бок Андрея и, подмигнув, протянул ему рупор.

— Попрощайся, — буркнул он.

— Жди через две недели, Лена! — крикнул Андрей.

Лена кивала головой и все махала и махала рукой.

Краем глаза Андрей видел, как под полубак тенью прошмыгнул Виктор. Больше он не появлялся на палубе. Андрей стоял и смотрел, как за кормой по правому борту быстро убегали назад причалы. Вскоре не стало видно и маленькой фигурки девушки с зажатым в руке платочком.

Андрей зачехлил швартовые вьюшки, закрепил по-походному якорь-цепи и, не торопясь, направился в кубрик. Через двадцать восемь морских вахт, и никак не раньше, он снова вернется на берег, который стал ему теперь желаннее, ближе, дороже.

Он не может не вернуться — сердце матроса всегда остается на берегу.

«ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ!»

После отхода судна из порта матросы работали всю ночь. Закрепив все по-походному и намертво задраив трюмы, на восходе солнца скатили из шлангов палубу. Влажный металл тускло заблестел под первыми лучами встающего из моря светила. Матросы собрались у первого трюма. Утомленные бессонной ночью, курили, изредка прерывая молчание короткими фразами.

— А Егор опять не вышел. Спит в своей каюте, и водкой от него разит за милю. «Фитиль» получит, — негромко произнес плотник Иван Рябов.

Матрос Николай Вышегородов, молодой и острый на язык парень, процедил сквозь зубы:

— Черт с ним. Так ему и надо, раз не умеет пить.

— Всем достанется. Опять, скажут, палубная команда отличается, — вздохнул пожилой матрос первого класса Усачев.

Боцман присел неподалеку и, деловито заклеивая разорвавшуюся папироску, прислушивался к разговору. Матрос Тихонов, рябоватый, добродушный парень, миролюбиво проговорил:

— И что вы, ребята, разнылись? Подумаешь, выпил парень лишку. С кем такое не случалось? Дайте человеку сначала проспаться.

Боцман неторопливо прикурил, подошел поближе.

— Ты его не защищай, Тихонов. Это с ним не первый раз. Сколько мы с ним нянчиться будем? Слава богу, не младенец. Я нынче рапорт на него подам, пусть убирают с судна куда хотят.

Все снова замолчали.

Матрос Егор Матыров проснулся лишь в полдень. В каюте было нестерпимо жарко и душно. Он оторвал голову от подушки и мутным взглядом обвел каюту. Страшно болела голова. Матыров стал припоминать вчерашний вечер. Что же произошло? Сначала он смотрел кино в Клубе моряков. Потом пошел погулять по городу. Встретил знакомого парня с другого парохода. Зашли в пивную. Выпили по кружке пива. Хотели уже уходить. Тут появились какие-то три давно не бритых человека. Хриплыми голосами попросили купить им по кружке пива. Матыров резко отказал. Те подняли шум. Кто-то из них толкнул матроса. Тот в ответ ударил. Вспыхнула драка. Потом пили «мировую». А дальше? Как же он попал на судно? Когда?

Егор встал, добрел до умывальника и сунул голову под кран. Но теплая вода нисколько не освежала. Он повернулся и снова лег на койку.

В каюту без стука вошел Тихонов. Матыров вздрогнул и быстро сел. Тихонов усмехнулся.

— Не бойся, я сам боюсь. Иди к старпому, вызывает.

— Зачем?

— Ясно зачем. Баня тебе будет такая, что не позавидуешь!

Матыров равнодушно махнул рукой.

— Все равно теперь. Это первый раз страшно. Переживем…

К вечеру появился приказ капитана. Матросу Егору Матырову объявлялся строгий выговор. С приходом в порт он будет списан с судна. Капитан ходатайствует об увольнении Матырова из пароходства.

*

Никто из экипажа не знал, что после приказа Егор ночью ходил к капитану просить, чтобы тот не настаивал на его увольнении из флота: «Мне некуда будет пойти, товарищ капитан. Ни родных, ни знакомых на берегу у меня нет».

Последовал сухой ответ, что об этом подумать следовало раньше. Матыров потоптался на месте и глухо добавил:

— Я вырос на судне… Поймите, товарищ капитан.

Капитан покачал головой и повторил:

— Изменений в приказе не будет.

Егору хотелось рассказать капитану о своей жизни, о том, что он вовсе не пьяница. Все эта происходит от какого-то непонятного ему самому желания казаться на берегу этаким морским волком, которому все нипочем.

Многое хотелось рассказать в тот вечер Егору, но глаза капитана смотрели так холодно и отчужденно, что Егор запнулся, пробормотал «извините» и вышел из каюты.