Чайки садятся на воду

Тимофей поднялся на верх мостика, где одиноко стоял большой прожектор. Прячась за его тумбой от ветра, включил свет и повел лучом по поверхности моря. С крыльев мостика взлетели белые ракеты. Одна, другая, третья…

Судно медленно описывало циркуляцию, ложась на обратный курс. В свете прожектора Тимофей видел, как над бортом поднялась черная, в белой пене водяная гора и медленно стала уходить под днище парохода. «Кильдин» вздрогнул и правым бортом вдруг рванулся по склону волны вверх, к ее вершине, кренясь все больше и все быстрее на левый борт. Тимофей крепко обнял тумбу прожектора, прижимаясь к ней всем телом. Ноги его скользнули по палубе мостика и повисли в воздухе. Он глянул и увидел там, под ногами, море. Оно было гладким и холодным, оно неторопливо колыхалось, словно подзывая и приглашая в свои объятия. А судно кренилось все больше, и вода все ближе подбиралась к мостику.

— А-а-а!..

Наверное, провиси Тимофей так еще пару секунд, он в конце концов не выдержал бы и разжал руки. Но судно взобралось на гребень волны и стало переваливать через ее вершину, кренясь на другой борт. Тимофей вновь приник к тумбе прожектора и оседлал ее. Теперь стало легче. Ветер, вырвавшись из-за волны, ударил прямо в лицо, ледяными ножами пронзил все тело и загудел, неся с собою тучи брызг. Еще раз судно легло тяжко на правый, а потом на левый борт, и качка стала килевой.

Тимофей понял: поворот закончен, легли на обратный курс и теперь судно пойдет по волнам. Ноги его прочно стояли на палубе. Он начал вращать прожектор, ведя луч вокруг судна.

По-прежнему взлетали ракеты, но за ревом ветра и грохотом волн выстрелов не было слышно.

Сколько прошло времени, Тимофей не знал. Ему казалось, прошла целая вечность, когда на мостик поднялся боцман.

— Шестова нашли! — прокричал он.

— Где? — рванулся к нему Тимофей.

— Под кормовой лебедкой. Волной его туда затащило, и он застрял под барабаном.

— Жив?

— Живой. Старпом сказал, отлежится.

— Ну, легче на душе стало, — Тимофей прерывисто вздохнул и вдруг почувствовал, как дрожат его ноги. Он выключил прожектор и медленно опустился на мокрые доски настила.

Боцман шагнул к нему.

— Вставай, Андреич, капитан велел тебе идти в рубку. Там все собрались.

Тимофей виновато смотрел на боцмана, но подняться не мог.

— Ну-ну, не раскисай, давай помогу. Ну, раз, ну-ну, еще… Вот так, пошли… Это бывает.

Боцман поднял Тимофея и помог спуститься в рубку.

В рулевой стояли капитан, помощники, старший механик, радист.

Капитан закрыл лобовое стекло рубки. Стало потише.

— Пройдемте в штурманскую, — кратко сказал он.

Тимофей подумал: «Судовой совет собрал батя. Значит, действительно положение наше аховое».

Но после страха, который он испытал там, наверху, у прожектора, сознание опасности, нависшей над судном, а следовательно и над ним, Тимофеем, не пугало. Он равнодушно, словно во сне, слушал слова капитана о полученной радиограмме с предупреждением о нарастании силы ветра в этом районе до ураганного; о том, что старому судну, к тому же пустому, как барабан, с ураганом совладать будет трудно; что против волн машина не выгребет, а идти лагом к волне нельзя: судно может опрокинуться. Дважды угол крена доходил до критического. Остается один выход — идти по волне, то есть прямым курсом на Новую Землю, до которой приблизительно семьсот миль. При ураганном ветре и большой площади парусности да плюс своя скорость — до берега донесет суток за трое. Непосредственной опасности пока нет, но, если ветер не стихнет, в конце пути может выбросить на скалы.

Потом забубнил старший механик. Уголь очень плохой, жаловался он, к тому же в бункера попала вода; уголь отсырел, плохо горит, кочегары не могут держать пар на марке, да и качает здорово; люди выматываются, не могут работать. И еще одна вещь вызывает озабоченность — так выразился стармех — килевая качка. При этой качке ходовой винт часто оголяется, выходит из воды, могут перегреться подшипники. Тогда заклинит вал и судно потеряет ход.

На жалобы стармеха капитан сухо ответил, что механики на то и поставлены, чтобы не допускать такого положения, а как — это уже дело стармеха решать. Если же механики прошляпят подшипники, судно потеряет ход, станет неуправляемым, ветер развернет его лагом, и волна в два счета опрокинет. Словом, в этих трудных условиях жизнь судна в руках машинной команды и надо хорошенько разъяснить это людям.

Радист робко предложил дать в пароходство радиограмму с просьбой о помощи. Это предложение капитан отверг.

— Моряки просят о помощи лишь в крайних случаях, — сказал он, — а у нас такой момент еще не наступил и, надеюсь, не наступит. Зачем же паниковать? В пароходство дадим объективную информацию о том, где мы, что с нами и куда вынуждены идти. С берегом связь держать непрерывно, радисту постоянно быть на рации. Вахты нести как обычно, подвахте быть на мостике, всегда готовой к действию. Штурманам с мостика не уходить, механикам находиться в машине. Вопросы есть? — закончил Шулепов. — Нет? Значит, решение принято, будем выполнять!