Чайковский

Интересные, то есть яркие и при том донельзя едкие воспоминания об Училище правоведения оставил старший брат композитора Сергея Ивановича Танеева Владимир, учившийся там примерно в одно время с Чайковским (с разницей в два года). Читая Владимира Танеева, нужно делать поправку на то, что автор был социалистом-утопистом, сторонником справедливого преобразования общества на принципах социалистического равноправия[16]. Разумеется, такой человек не напишет много хорошего (да и мало тоже не напишет) о кузнице хранителей самодержавного режима, в которой могли учиться только представители привилегированных слоев общества. Но в то же время вряд ли бы он стал выдумывать разные небывальщины, выставляя себя в глупом виде, ведь было же кому опровергнуть или поправить. Максимум – сгустил краски. Но мы же умеем читать между строк, чувствовать настроения и отделять красоту художественного вымысла от суровой правды жизни, разве не так? Свирепый директор, бездушные воспитатели, смысл деятельности которых состоит в том, чтобы «высматривать, ловить, наказывать, сечь», никчемные преподаватели[17], хитрые ученики, вылезавшие на шпаргалках и подсказках… Обо всем этом написано во множестве мемуаров, и нет необходимости вдаваться в детали. Скажем только, что строгости было через край, а душевности не было вовсе. А без душевности жить нельзя, особенно в подростковом возрасте. В условиях полной изоляции от лиц противоположного пола все то, что должно было переноситься на девушек, будет перенесено на товарищей. И если у взрослых нельзя найти ни понимания, ни поддержки, то придется искать это у сверстников. Сложилось так, что помимо официальной славы Императорское училище правоведения получило и неофициальную, весьма пикантную славу одного из очагов мужеложства.

Впервые в истории России наказание за мужеложство было введено в 1706 году в воинском уставе Петра I (то есть распространялось оно только на военнослужащих). В 1832 году Николай I ввел в уголовное законодательство Российской империи параграф 995, карающий за этот «грех». Наказание было довольно суровым – до пяти лет ссылки в Сибирь. Но, как это часто бывает, строгость закона нивелировалась его редким применением. С одной стороны, на мужеложство смотрели как на неизбежное зло, а с другой – оно было довольно широко распространено среди высших кругов общества. За примерами далеко ходить не нужно – внук основателя Училища правоведения Петр Александрович Ольденбургский был содомитом и особо этого не скрывал.

Среди преподавателей Училища правоведения также встречались энтузиасты однополой любви, не гнушавшиеся связями с учениками. Вот такое было время. Известно, что будущий поэт Алексей Николаевич Апухтин был любовником своего классного наставника, происходившего из довольно известного рода Шильдер-Шульднеров (вспомним хотя бы участника Русско-турецкой войны 1877–1878 годов генерал-лейтенанта Юрия Ивановича Шильдер-Шульднера). Кстати говоря, близкие Петра Ильича считали, что именно Апухтин вовлек его в мир однополой любви. Так ли это было на самом деле, точно сказать нельзя, но известно, что еще в приготовительном классе Чайковский тесно сблизился со своим одноклассником Федором Масловым. Сам Маслов упоминал о том, что во втором полугодии седьмого и первом полугодии шестого класса они «были почти неразлучны». Владимир Танеев, испытывавший к Маслову если не сильные чувства, то, во всяком случае, явную симпатию, описывал его как бледного стройного большеглазого юношу, который «казался необыкновенно красивым».

В принципе, этой деликатной темы можно было бы не касаться вовсе, если бы не одно обстоятельство, сыгравшее огромную роль в жизни Петра Ильича. Будучи сыном своего времени, с присущими ему предрассудками и «светскими условностями», Чайковский тяготился своей сексуальной ориентацией, вместо того чтобы принять ее как должное и жить с этим. Он пытался «излечиться» от влечения к мужчинам и с этой целью женился на женщине, которую совершенно не любил и которая его совершенно не понимала. Ничего хорошего из этой затеи не вышло, но об этом мы поговорим позже. Сейчас отметим одно важное обстоятельство: Петр Ильич не считал себя окончательно сформировавшимся гомосексуалистом и в определенный момент понадеялся на то, что сможет стать гетеросексуалом. Собственно, ради констатации этого факта мы и углублялись в сферу интимного.