Чайковский

Александра Ильинична умерла в апреле 1891 года, когда Петр Ильич находился в Париже перед отплытием в Нью-Йорк на гастроли. «Смерть Саши и все, что сопряжено мучительного с помыслами о ней, являются как бы воспоминаниями из очень отдаленного прошлого, которые я без особенно[го] труда стараюсь отогнать»[222], – писал Петр Ильич Модесту с борта парохода, плывущего в Нью-Йорк. Не стоит удивляться словам «без особенно[го] труда стараюсь отогнать». Во-первых, Петр Ильич давно был готов к уходу сестры, можно сказать, что внутренне он с ней простился много раньше. А во-вторых, отношения между ними сильно охладели после смерти Татьяны Львовны, умершей в январе 1887 года. Александра Ильинична, сама приучившая дочь к морфину, винила в ее ранней смерти Петра Ильича, который якобы чересчур баловал свою племянницу и во всем ей потакал. К слову сказать, жена Владимира Карловича фон Мекка Елизавета Михайловна умерла в тридцатилетнем возрасте (вскоре после смерти своего супруга) от передозировки морфия, так что Надежде Филаретовне тема наркомании родственников была не чужда.

Вторая зарубежная гастрольная поездка состоялась в январе-апреле 1889 года. Петр Ильич выступил в Кельне, Франкфурте, Дрездене, Берлине, Женеве, Гамбурге, Лондоне. Все было так же, как и в первый раз, – успех, утомление общением, тоска по дому. «Хотя мое путешествие с одной стороны вовсе не miseria, ибо везде я имел большой успех… но я до того скучаю и тоскую, что нет слов выразить это, – писал Петр Ильич из Женевы племяннику Владимиру. – Особенно ужасно, что я здесь никогда не бываю один. Вечно в гостях, и вечные гости у меня. И еще как долго мне терпеть!»[223]

Поездка прервала работу над новым балетом, который Петр Ильич начал писать по сказке Шарля Перро о спящей красавице. Инициатива создания этого балета исходила от директора Императорских театров Ивана Александровича Всеволожского, от которого Чайковский получил предложение весной 1888 года, но начал работу над балетом только осенью, когда закончил увертюру «Гамлет» и Пятую симфонию, которая впервые была исполнена 5 (17) ноября 1888 года в Петербурге под авторским управлением. «Сыграв мою новую симфонию два раза в Петербурге и раз в Праге, я пришел к убеждению, что симфония эта неудачна, – писал Петр Ильич баронессе фон Мекк месяцем позже. – Есть в ней что-то такое отталкивающее, какой-то излишек пестроты и неискренность, деланность. И публика инстинктивно сознает это. Мне было очень ясно, что овации, коих я был предметом, относились к моей предыдущей деятельности, а самая симфония неспособна увлекать или, по крайней мере, нравиться. Сознание всего этого причиняет мне острое, мучительное чувство недовольства самим собою. Неужели я уже, как говорится, исписался, и теперь могу только повторяться и подделываться под свою прежнюю манеру? Вчера вечером я просматривал Четвертую симфонию, нашу! Какая разница, насколько она выше и лучше! Да, это очень, очень печально!»[224].

Работа над «Спящей красавицей» была прежде всего попыткой доказать самому себе свою творческую состоятельность. «Я никому и ничего не писал, потому что так погрузился в писание балета, что на письма уже решительно не остается времени, – пишет Петр Ильич Модесту незадолго до начала гастрольное поездки. – Если я до отъезда не напишу, по крайней мере, двух третей всей музыки к балету, – то он не поспеет к будущему сезону. Работа у меня кипит; я очень устаю, но делать нечего»[225].

«Делать нечего» относится к трехтысячерублевому (!) авансу, который устроил Петру Ильичу Всеволжский. В феврале 1889 года Петипа выслал Чайковскому план-заказ балета, в котором с точностью до числа тактов была расписана еще не созданная музыка. По сути, Петипа создал в уме балет, не слыша музыки. С одной стороны, подробный план облегчал работу композитора, но с другой – усложнял, поскольку устанавливал жесткие рамки. Музыковеды любят приводить в качестве примера описание сцены с уколом Авроры: «2/4, быстро. В ужасе она больше не танцует – это не танец, а головокружительное, безумное движение словно от укуса тарантула! Наконец, она падает бездыханной. Это неистовство должно длиться не более чем от 24 до 32 тактов».

Хореографические рамки не сковывали фантазию композитора, а направляли ее в нужное русло. Чайковскому удалось и соблюсти все указания хореографа, и выразить то, что ему хотелось сказать. В результате творческого союза двух гениев (а Петипа, вне всякого сомнения, был гением) родился уникальный, шедевральный, образцовый балет, который с честью выдержал испытание временем. Хореографы называют «Спящую красавицу» «хрестоматией классического балета», а культурологи считают ее балетным символом Петербурга. Но, пожалуй, самую яркую характеристику этому балету дал Борис Асафьев, сказавший, что «роскошный сочный балет “Спящая красавица” имеет в развитии русского балета то же значение, что “Руслан и Людмила” в опере».