Чайковский

- Вот я и приехал к вам ни с чем, кроме этого мешка дукатов... Что ни говори, а Герцик добрый человек.

- Так он не проклял меня?

- Вот дурная баба! За что бы он проклял тебя? Да коли б и проклял, я не скрыл бы...

- Ну, я рада! Камень свалился с души моей от слов твоих, Касьян. Меня не проклял отец... Благодарю тебя, господи! Теперь я ничего не боюсь, я еще не одна на свете...- И Марина, обняв Чайковского, прильнула к груди его и тихо плакала.

- И давно бы так! Бог знает об чем плачет!..-прибавил Касьян. - Вы останетесь у меня жить; деньги у вас есть и еще будут; зовите меня батьком, а умру - ваш зимовник и все ваше: для вас станет; будут дети, сыновья - посылайте служить на Сечь; послужат, узнают политику и характерство - будут людьми. Вот и все тут. Полно, дети, плакать!

Спокойно зажил Чайковский на зимовнике; днем ходил на охоту, вечером слушал рассказы Касьяна о подвигах запорожцев в давно минувшие времена, и когда на какой-нибудь подвиг была сложена песня, - а это было сплошь и рядом, - то все пели эту песню и Касьян пояснял им некоторые аллегории, без чего вы найдете мало песен в Малороссии, что и подало повод многим умным людям, не понимавшим их, упрекать бедные создания народной поэзии в бессмыслице.

Недели две спустя, в одно утро, старый Касьян очень прилежно вырезывал из куска сухого липового дерева столовую ложку; Марина, сидя у окна, вышивала цветным шелком хустку (носовой платок) для мужа; Чайковский, собираясь на охоту, посадил на руку ученого ястреба и привязывал к его лапе погремушку. Вдруг раздался конский топот; несколько казаков остановились у ворот зимовника и спрашивали хлопца, ходившего по двору: Это зимовник Касьяна?_

Касьян вышел и скоро возвратился, ведя гостя, одетого в богатый наряд.

- Алексей, друг мой! - закричал гость, бросаясь обнимать Чайковского.

- Неужели ты, Герцик? - сказал Алексей. - Я всилу узнал тебя... паном стал..

- Ох, тяжело мне это панство! Не говори об нем, братику! Касьян свидетель, как это случилось... Сердце у меня так и рвалось к тебе... Как посмотрю на твой кинжал да вспомню наше прощанье - помнишь, на Сечи, - вот так сердце и рвется, так и шепчет: "Есть у тебя друг, ты забыл его..." Видит бог, правда!

- Постой, Герцик, я человек прямой; скажи мне, ты знал, когда был на Сечи, что полковничья дочка, теперешняя моя жена, ушла?

- Ах, бог мой, и пани Марина здесь! Я от радости не заметил! Да как вы похорошели, пани; позвольте поцеловать вас...

- Ай, Герцик! Ты сильно целуешь, - вскричала Марина, вырываясь от Герцика.

- От радости себя не помню... Да; ты спрашивал, Алексей, знал ли я? Разумеется, знал.

- Отчего ж ты мне не сказал?

- Э, братику! Не так легко сказать печаль, как радость. Ты был такой веселый, что мне было жаль тебя печалить; да и мы сами не знали, где дочка полковника - пропала, и только. А сбежала ли она, утонула или ее кто извел со света - никто не знал. Как же мне было сказать тебе!.. Посуди сам... Виноват, пожалел тебя; а видишь, все вышло к лучшему. Чему быть, тому не миновать.

-_ И то правда, - отвечал Алексей.

- Теперь, дядюшка Касьян, я попрошу твоей ласки, - сказал Герцик, - не оставить моих казаков; со мною их человек шесть; знаешь, взял для безопасности в ваших степях...

- Пустое! - отвечал Касьян - Как бог даст, и один человек проедет: вот я всегда один езжу, а не даст - и десяток не спасет... А твоим и коням, и хлопцам будет место; у меня своих хлопцев человек десятка три-четыре живет на зимовнике, так шестерых и не заметят.

- Ото! А я думал, один живешь...

- Один не долго бы прожил..

День прошел очень приятно. Герцик навез много гостинцев для Касьяна, Чайковского, а особливо для Марины; говорил, что никогда не забудет благодеяний отца ее, что мать Чайковского здорова и уже знает о женитьбе сына, и что даже он постарается привезти ее зимою на зимовник, и тому подобными речами расположил их всех в свою пользу; даже и Чайковский начал подумывать: "Да, в самом деле Касьян прав; Герцик добрый малый". Одна только Марина инстинктивно ненавидела его и не хотела принять подарков.

Касьян угощал на славу, и за ужином, после порядочного чаркования, гость сделался совершенно своим. Начали рассуждать, как провести завтрашний день.

- Я предлагаю вам съездить на охоту, - сказал Касьян,- здесь очень много дичи, а я займусь сам с кухарем, да приготовлю вам такой стол, что и гетману не иметь подобного: Я сам, ей-богу, сам - не смотрите, что стар, а вот так засучу рукава по локти, вот как видите, и пошел стряпать... Вы не шутите со мною!

- Прекрасно, дядюшка Касьян! - подхватил Герцик. - Мы поедем с Алексеем на охоту... у меня же есть чудесное ружье.

- И у меня тоже, - прибавил Алексей, - и дичь я знаю где водится.

- Стой! - закричал Касьян. - Видать, сейчас видать, что оба гетманцы. Хлопать пойдут по степи; одну штуку убьет, а десять разгонит... То ли дело с ястребами! У меня и ястреба есть.

- Что за охота с ястребом? То ли дело ружье! - сказал Герцик - Я и не умею охотиться с ястребом, а поеду с ружьем... Правда, Алексей? Поедем с ружьями.