Чайковский

- Слушай, Герцик, - говорил полковник, - расспроси этого запорожца о моей Марине... мне.. мне все кажется, что жива она... Казаки не поймут меня, подумают, я без характера... а ты любишь меня, слушай: если это правда... если она... - И полковник начал шепотом говорить Герцику.

Наклонясь над полковником, Герцик долго слушал, вперив свои быстрые очи на умиравшего, и страшно улыбнулся. Когда умолк полковник, он с дикою радостью прошелся по комнате, подошел к кровати, наклонился к лицу полковника, внимательно прислушивался и сказал: "Хорошо, пане, вам неприятен свет, я вас поворочу к стенке". Потом поворотил полковника лицом к стене, покрыл его синим походным плащом и, отойдя на середину комнаты, кашлянул и сказал довольно громко:

- Теперь хорошо, пане? А?

- Хорошо, - ответил полковник слабым шепотом.

- Хорошо, хорошо! - сказал Герцик. - Теперь я пойду исполню вашу волю, пане мой - слышите?

- Слышу.

Герцик вышел.

- А что? А что? - спрашивали Герцика старшины, бывшие в другой комнате.

- Ангельская душа! - отвечал Герцик со слезами на глазах - Он чует свой близкий конец и обо всех помнит.

- Неужели?

- Да; говорит, если я умру, Герцик, скажи, чтоб отдали пирятинскому сотнику моего черкесского коня Сивку..

- Добрый конь! - говорили старшины.

- Мне с ним и не управиться! - сказал сотник.

- А хорунжему Подметке, - продолжал Герцик, - мое старое ружье.

- Знает, что я охотник: добрая душа!

- Есаулу Нелейводу-Присядковскому - серебряную чарку.

- Упьюсь из этой чарки, - сказал Нелейвода-Присядковский, - ей-богу упьюсь!

- Есаулам Гопаку и Тропаку по паре красных сапогов с серебряными подковами...

- Спасибо, спасибо! - говорили Гопак и Тропак, - спасибо, дай бог ему ..

- Здоровья? - лукаво спросил Герцик. - Что ж вы не кончаете?

- Известно, здоровья! - торопливо отвечали есаулы. - Мы от горя не договорили. Бог с ними и с подарками, лишь бы здоров был наш добрый начальник!

- Да, да, правда! Добрый начальник! Хороший человек! Дай бог ему всего, что мы ему желаем, - повторили хором остальные. - А тебе что, Герцик?

- Пока ничего; разве что вам скажет; велел вас позвать. А ты, Потап, сказал Герцик, обращаясь к часовому, - сходи сейчас в тюрьму, узнай о здоровье запорожца Касьяна: полковник, мол, велел; а оттуда забеги к священнику, попроси его сюда с дарами:_ полковник, мол, просит. Слышишь?

- Слышу, - отвечал казак, выходя за двери.

- Христианская душа! Благословенная душа! - тихо говорили старшины, входя в полковничью опочивальню.

- Оно? - шепотом спросил Подметка, указывая глазами и бровями на ружье, висевшее над кроватью полковника.

Герцик утвердительно кивнул головою.

Полковник лежал, оборотясь лицом к стене, и тяжело вздохнул, когда вошли старшины и стали почтительно у двери.

- Старшины пришли, - сказал вполголоса Герцик, наклоняясь к полковнику.

- Добре! - тихо отвечал полковник и что-то начал говорить вполголоса

- Полковник, уезжая на сражение сегодня, написал свою волю и запечатал ее войсковой печатью, а теперь просит на случай чего-нибудь нехорошего, чего боже сохрани, - говорил Герцик, - просит всех старшин взять эту волю и исполнить ее на случай смерти пана полковника.

- Рады стараться, - отвечали в один голос старшины, низко кланяясь.

- Спасибо! - шепотом отвечал полковник, все еще отворотясь спиною к своим подчиненным.

- Где же бумага, пане мой любезный? - спросил Герцик.

- За образами... Ох!..

- Поищите, пане сотник, - сказал Герцик. Сотник приблизился к образам, ударил земной поклон и, перекрестясь, вынул из-за образа пакет, запечатанный полковничьего печатью. Герцик взял из рук сотника пакет, подошел к полковнику и спросил, поднеся бумагу к самому лицу полковника:

- Это твоя воля, пане?

- Она .. ох... душно!..

- Душно, пане? Не открыть ли окна?

- Добре..

Гопак и Тропак бросились и открыли окно, говоря: - Уже мы, пане полковник, открыли.

- Добре... - и полковник опять начал тихо говорить; Герцик, наклонясь, слушал его со вниманием и потом сказал старшинам:

- Полковник хочет успокоиться и наедине помолиться богу о грехах. Выйдем, паны.

- Какие у него грехи? Чистая душа! Добрая душа! - говорили старшины, выходя из комнаты; впереди шел, важно неся запечатанный пакет, пирятинский сотник, гордясь доверенностью полковника.

Через четверть часа явился священник, вошел в опочивальню и опять возвратился, говоря:

- Молитесь, братья! Он умер!

- Умер?! - вскричали старшины.

- Умер! - сказал священник. - Умер нераскаянный! В грехах умер человек! Молитесь...

- Царство ему небесное! - крестясь, печально говорили все присутствовавшие. Но, бог знает, почему, присмотрясь хорошенько, можно было заметить, что на всех печальных лицах, не исключая даже Герцика, мелькала какая-то скрытая радость.

- Добрый был пан! - сказал Герцик.

- Добрый был начальник, - прибавил сотник.

- Правда, правда, - почти радостно подтвердили все.

- А какой-то будет новый?.. - заметил один есаул.

- Бог знает; что бог даст, то и будет, - говорили старшины. И на этот раз их лица действительно омрачило горькое раздумье.