Чайковский в Петербурге

Впрочем, впоследствии недоразумение разъяснилось и Петр Ильич сам попросил «устроить ему вечерок у этих милых людей».

«…Конечно, его приняли с распростертыми объятиями, — вспоминала А. В. Панаева, — —и за это короткое пребывание Петра Ильича мы все же успели провести два пресимпатичных вечера на Дворцовой набережной, 12.

Петр Ильич был непринужденно весел и, видимо, чувствовал себя там хорошо».

В Марте 1880 года опера «Орлеанская дева», посвященная Направнику, была представлена в дирекцию императорских театров. Летом Чайковский получил извещение, что опера принята к постановке на сезон 1880/81 года.

Однако не все шло гладко. Сначала возникли неприятности с цензурой, которая никак не хотела разрешить одно из действующих лиц именовать архиепископом и требовала называть его странником. Наконец решили сделать его кардиналом.

Очень много хлопот было с выбором актрисы на главную роль. По этому поводу завязывались интриги, и вокруг оперы все время велась «игра интересов».

Чайковский писал: «Придется по горло окунуться в море театральных и чиновничьих дрязг, до тошноты надышаться этой гнилой атмосферой мелких интрижек».

В то время (в ноябре — декабре. 1880 года) Петр Ильич остановился в Европейской гостинице. Сначала он был доволен, так как «достал очень тихую и изолированную комнату», и ему казалось, что он сможет здесь спокойно работать.

Однако вскоре театральная суматоха целиком захватила его. Вместе с этим возрастало его недовольство самоуправством театральных чиновников, непониманием его композиторского замысла, тупыми распоряжениями равнодушных людей.

«Только первые два дня я провел довольно спокойно, — писал он Надежде Филаретовне. — Затем, побывавши у Направника, я узнал, что по поводу постановки «Орлеанской девы» в театральном мире страшная суматоха.

Не буду вам рассказывать всего, что мне пришлось вытерпеть в улажении этого дела и сколько неприятностей и тяжелых минут я испытал в сношениях с этими людьми…

Модест Ильич Чайковский.

Другое же последствие моих хлопот и бегания по Петербургу было то, что я сильно расстроил себе нервы и вдобавок простудился…

Я дал себе слово никогда больше не писать опер для петербургской сцены».

Очень действовала на Чайковского и петербургская погода.

«…Один вечный туман и отсутствие солнца чего стоит! В ту минуту, как я вам пишу (11 часов утра), у меня на столе стоят две свечи, несмотря на находящееся вблизи меня окно».

Об этих, неведомых в наше время туманах вспоминали многие современники Чайковского. Наталия Ипполитовна Чайковская–Алексеева говорила, что в конце прошлого века в Петербурге ее поразили страшные густые и желтые туманы, продолжавшиеся по нескольку дней.

В этот же приезд Петра Ильича в Петербурге 26 декабря 1880 года, в концерте артистов оркестра русской онеры под управлением Направника, в Мариинском театре было исполнено в первый раз «Итальянское каприччио» — Одно из самых солнечных и радостных произведений Чайковского.

Приехав в декабре 1879 года в Рим, Чайковский сначала радовался особенно хорошей погоде, которая была в это время года необычна даже для Италии, теплу, красивым видам. Постепенно им начала овладевать тоска по родине, которую он всегда чувствовал за границей. Именно тогда, из Рима, он писал: «…все‑таки полноту счастья можно испытать только в деревне, тишине и одиночестве». И накануне нового, 1880 года: «…отчего нашла на меня именно сегодня эта ностальгия по отечеству? Думаю, что это потому, что сегодня канун Нового года и что хотелось бы встретить его в кружке ближайших родных, собравшихся в Петербурге».

В таком настроении Чайковский в начале января начал писать новое произведение на итальянские народные темы. Ему хотелось «написать что‑нибудь вроде «Испанских фантазий» Глинки» («Ночь в Мадриде» и «Арагонская хота»). В Риме в это время был карнавал. И веселье толпы, несмотря на грустное настроение, которое часто овладевало композитором, проникло в его музыку.

К началу февраля 1880 года новое произведение было готово. Композитор знал, что его «Итальянская фантазия», как он раньше назвал «Каприччио», должна иметь большой успех, — хороши были народные итальянские мелодии, доволен он был инструментовкой, действительно блестящей. Услышав «Каприччио» в оркестре, композитор нашел звучность «великолепной».

Все сулило большой успех, который и утвердился впоследствии и сопутствовал этому произведению многие годы до наших дней.

Однако в те дни отзывы в ряде газет были плохие. Все тот же Кюи желчно писал: