Чайковский в Петербурге

…Вся опера произвела самое выгодное впечатление, и по окончании ее много раз вызывали Чайковского, Направника и всех исполнителей. Чайковскому поднесли две лиры… «Иоланта» имела несомненный успех, успех же «Щелкунчика» был меньше, сравнительно с бывшим успехом «Спящей красавицы». По моему мнению, тому были до некоторой степени две причины: во–первых, отчасти комический, шуточный сюжет балета «Щелкунчик» мало подходил к направлению таланта Чайковского, который, вероятно, при композиции этого балета не чувствовал себя в седле. Во–вторых, болезнь балетмейстера Мариуса Петипа».

В прессе отзывы были в основном плохие. «Щелкунчика» называли годным «разве для балаганных представлений».

Писали, что под эту музыку нельзя танцевать.

«Петербургская газета» называла балет «скучнейшим и нелепым представлением».

Ни один балет не вызывал столько отзывов в печати, столько ожесточенных порицаний.

Бранили и «Иоланту», хотя, в основном, ее признавали более удачной, чем балет.

Наталья Ипполитовна Чайковская–Алексеева. Снимок 1965 г.

Особенно неодобрительно и ядовито написал о ней в своей «Летописи» Римский-Корсаков. «По–моему, все в этой опере неудачно, — от беззастенчивых заимствований, вроде мелодии «Отворите мне темницу» Рубинштейна, до оркестровки, которая на этот раз сделана Чайковским как‑то шиворот–навыворот. Музыка, пригодная для струнных, поручена духовым и наоборот…»

Хорошо, что Петр Ильич не мог прочитать этого отзыва!

Но рецензию, помещенную 13 декабря в газете «Биржевые ведомости» и подписанную «Домино», он несомненно читал. Вот отрывок из нее:

«Для такого рода произведений, разумеется, не нужно никакого вдохновения, потому что в них нет никакого творчества. Это действительно ремесленная работа, которая на художественное значение не может претендовать!»

10 декабря Петр Ильич писал брату Анатолию: «…сегодня уже четвертые сутки вся петербургская пресса занимается руготней моих последних детищ, кто во что горазд. Но я к этому вполне равнодушен, ибо не впервой, и я знаю, что в конце концов возьму свое».

Он был прав. До наших дней живут его «детища» в репертуаре театров.

Вот еще одно интересное интервью, которое появилось в самый день премьеры в «Петербургской газете» от 6 декабря 1892 года. Журналисту В. Протопопову удалось говорить с композитором за несколько часов до спектакля.

«Перед дверьми 67–го номера гостиницы на Малой Морской (д. 18—20. — Л. К.) в коридоре, на вешалке для пальто, красуются несколько лавровых венков с разноцветными лентами. Здесь живет П. И. Чайковский…

— Я, кажется, помешал вам отдыхать?..

— Не скажу, чтобы помешали, но… признаюсь, что вы застаете меня чрезвычайно уставшим… Эти ежедневные репетиции утомительны до невероятности…»

Вопросы… ответы… вопросы… Интервью течет своим путем. Смертельно уставший человек, мечтавший побыть перед спектаклем в темноте и тишине, сам с собою, делает над собой усилие и вежливо, даже приветливо, отвечает, отвечает…

Что же делать?.. Это — слава…

Конец пути

Сто жизней не хватит на то, чтобы привести в исполнение все мои планы.

П. Чайковский

«Меня невероятно тянет в Петербург, невероятно хочется сейчас же очутиться у вас, но благоразумие заставляет отложить поездку на две недели…» — так писал Чайковский брату Модесту в феврале 1893 года из Клина. Однако приехать в Петербург ему удалось только 25 марта, к самой пасхе.

Остановился он, по–видимому, у брата, на Фонтанке, 24, и провел здесь около десяти дней.

Много времени отдал он смертельно больному своему другу Апухтину, которого посещал ежедневно в его квартире на Миллионной улице (теперь улица Халтурина) в первом этаже дома № 26.

Как всегда, Петр Ильич старался использовать свои петербургские знакомства для помощи московским друзьям–музыкантам.

На этот раз он хлопотал об очень понравившейся ему «Детской сюите» молодого композитора Георгия Конюса.

Говорил о ее издании с Беляевым, рекомендовал ее Римскому–Корсакову и Глазунову, о чем писал 5 апреля ее автору.

В те же дни Петр Ильич вместе с Римским–Корсаковым и Ларошем принимал участие в жюри конкурса на лучший квартет, организованного Петербургским квартетным обществом.

И не успел он уехать, как сразу же написал из Клина своему племяннику Владимиру Давыдову:

«Вообще, я, по правде сказать, все это время скучаю и постоянно душой на северо–западе, у берегов Невы». И 22 апреля Модесту Ильичу: «Так как мне хочется несколько дней провести с вами, то, вероятно, 3–го я уже буду в Петербурге».

Приехал Чайковский в столицу 6 мая. 9–го вечером он был с Беляевым, Глазуновым и Лядовым у Римского–Корсакова, который жил тогда на Большой Конюшенной (ныне улица Желябова), 11, в здании Капеллы.

Римский–Корсаков записал: «Прения шли о выборе дирижера для концертов музыкального общества в будущем сезоне, причем я указал на Чайковского, который пока еще колебался».

13 мая Петр Ильич уехал за границу и о пребывании своем в столице писал брату Анатолию: «В Петербурге провел несколько приятных дней».