Чайковский в Петербурге

— И обещаете теперь же приняться за работу?..

— Обещаю, — сказал Чайковский.

…Это было, увы, мое последнее свидание с Петром Ильичом, — писал Погожев. — И больше уж мне не пришлось ни видеть живым милого лица симпатичного человека, ни слышать его мягкого, ласкового голоса.

Дня через три или четыре после описанного свидания моего с Петром Ильичом получена была весть о его болезни».

18 -го же он присутствовал на генеральной репетиции оперного товарищества, ставившего «Евгения Онегина» в зале Кононова, который помещался на Мойке. И в этот вечер слушал «Онегина» в Мариинском театре.

19–го Петр Ильич был снова в зале Кононова на исполнении оперы А. Рубинштейна «Маккавеи». Об этом его попросили члены оперного товарищества, дававшие здесь спектакли.

20–го он много гулял с одним из племянников — Александром Литке (сыном двоюродной сестры Амалии).

Обедал в этот день он у Веры Васильевны Бутаковой (сестры его зятя Льва Васильевича Давыдова). Жила она на Пантелеймоновской улице, 4.

Вечером в Александринском театре на премьере пьесы «Горячее сердце» Островского у Чайковских была ложа. Петр Ильич пришел в восторг от спектакля, заходил в антракте в уборную к Варламову, а встретив Ю. М. Юрьева, восхищался игрой актеров и великолепным языком Островского.

Когда кончился спектакль, Петр Ильич с родными и друзьями вышел из театра. Гурьбой, весело разговаривая, шли по Невскому к Малой Морской. Вспомнили, что дома нет ужина, и Чайковский предложил зайти в ресторан Лейнера. Все охотно согласились. Этот ресторан на Невском проспекте (д. 18), у Полицейского моста, был один из самых известных ресторанов тогдашнего Петербурга. Он не отличался комфортабельностью. Сюда часто заходили артисты после спектакля, чтобы скромно и хорошо поужинать.

…Чайковские любили ресторан Лейнера и довольно часто бывали там по вечерам.

Ужин проходил весело и окончился сравнительно рано. Во втором часу Петр Ильич с братом вернулся пешком домой.

Здесь начинаются разногласия в воспоминаниях близких, старавшихся найти причину и начало смертельной болезни Чайковского.

Модест Ильич говорил, что его брат в этот вечер был «совершенно здоров и спокоен», за ужином ел макароны и, по обыкновению, пил белое вино с минеральной водой.

Юрий Львович вспоминал, что Петр Ильич попросил стакан воды и, когда ему сказали, что кипяченой воды нет, выпил сырой, за что на него очень рассердился Модест Ильич, пытавшийся даже помешать ему пить эту воду.

Юрий Михайлович Юрьев же в своих воспоминаниях пишет, что Чайковский жаловался уже на недомогание.

В этих разногласиях, впрочем, нет ничего удивительного. Никто в тот вечер не думал, что в последний раз в веселом дружеском кругу сидит за столом с любимым другом, и не обращал внимания на такие мелочи.

Возвращаемся к воспоминаниям Модеста Ильича.

21–го утром он не застал брата в гостиной за чаем, как это было всегда. Петр Ильич был в своей комнате и жаловался на плохо проведенную ночь и боли в желудке.

К 11 часам он пошел к Направнику, но с дороги вернулся: решил принять какие‑нибудь меры против болезни.

Поднимаясь в квартиру, он имел еще веселый вид и шутил со швейцаром, рассказывая ему о своей рассеянности, из‑за которой он часто теряет калоши.

От одиннадцати до часу Петр Ильич занимался своими делами, написал два письма — одно из них в Одессу, с согласием приехать на гастроли между 15 декабря и 5 января, и коротенькую записку Ольге Эдуардовне Направник с сообщением, что он сегодня не уезжает, как собирался раньше.

За завтраком он сидел со всеми, но не ел, так как говорил, что это ему вредно. Чтобы запить лекарство, он налил из графина воды. Вода была сырая.

Сразу ему стало плохо, он пошел к себе и лег. Звать доктора Петр Ильич запретил. Однако к вечеру ему стало настолько плохо, что пришлось вызвать доктора Бертенсона, хорошего знакомого их семьи.

К этому времени Чайковского перенесли из его маленькой комнаты в гостиную.

По–видимому, в этот же день видел последний раз Петра Ильича Глазунов. Он вспоминал: «Я зашел к нему по его зову на квартиру на улице Гоголя около пяти часов вечера. Ему было очень плохо, и он просил оставить его…»

В 8 часов 15 минут приехал доктор В. Б. Бертенсон. Болезнь показалась ему настолько серьезной, что он вызвал своего брата лейб–медика Л. Б. Бертенсона. Положение больного становилось все хуже. Он жаловался на «невыносимо ужасное состояние в груди», причем, обратившись к брату, один раз сказал:

«Это, кажется, смерть, прощай, Модя!»

Приехал Лев Бертенсон и определил холеру.

Как‑то удивительно быстро распространилась в городе весть о болезни композитора.

В тот же день писатель Скиталец проходил вечером мимо дома Чайковского и увидел перед подъездом небольшую толпу молодежи. Они уже знали о болезни композитора, знали, что болезнь тяжелая, что ждут доктора Бертенсона, который должен непременно спасти больного. Никто из столпившихся на улице не был знаком с Петром Ильичом, но было такое впечатление, что там, в верхней квартире, находится самый близкий им человек.