Чайная роза

Старая лестница. Ничего себе! Самое подходящее место, чтобы отвлечься от мыслей о Фионе… Он допил пиво, взял горячий промасленный сверток и вышел наружу. На полпути к каменным ступенькам его охватили воспоминания. Синие глаза, становившиеся круглыми от удовольствия, когда он шел к ней. Запах ее тела после работы: чайного листа и нежной кожи. Ощущение ее руки в его ладони. Джо овладела знакомая тоска.

Брось, Джо, говорили ему все. Мать. Кэти. Джимми. Что было, то прошло. Иди вперед.

Но куда? У него была самая редкая вещь на свете — настоящая любовь. Он держал ее в руках, но выбросил. И что ему осталось? Уцененный товар. Жизнь, полная несбыточных мечтаний и болезненных воспоминаний. Джо вспомнил времена, когда для него так много значили работа у Питерсона, деньги и похвала Томми. Сейчас он отдал бы достигнутый успех и богатство за возможность вернуться в прошлое и снова посидеть на этих ступеньках с любимой девушкой. Вернуться в те времена, когда у них не было ничего, кроме нескольких фунтов в исцарапанной банке из-под какао и общей мечты.

«Альф прав, — подумал Джо, разворачивая свой ужин. — Здесь действительно живет дух. Одинокий дух с разбитым сердцем. Дух того, что могло сбыться, но не сбылось».

Он посмотрел на лодки, покачивавшиеся у причалов. Наступил вечер, и на темной воде лежали длинные дорожки серебряного лунного света. Небо было полно звезд. Его любимая звезда таинственно подмигивала. Почему-то сегодня она была крупнее и ярче, чем обычно. Джо обвел взглядом Старую лестницу. Сколько раз он приходил сюда только для того, чтобы найти ее, сидящую на нижней ступеньке, следящую за волнами и погрузившуюся в мечты?

И тут он заметил, что на этой нижней ступеньке что-то лежит. Джо прищурился и напряг взгляд. Это была пара черных ботинок. Женских ботинок. Один стоял, другой лежал на боку. Рядом лежало что-то похожее на чулки.

«О боже! — с тревогой подумал Джо. — Неужели какая-то бедная девушка утопилась?» Бристоу знал, что самоубийцы часто оставляют обувь на берегу в надежде, что она кому-нибудь пригодится. Грустное наследство… Он обвел взглядом берег и увидел ее примерно в двадцати ярдах слева. У свай причала стояла стройная босоногая женщина. Стояла спиной к нему, но Джо видел, что она бросает в реку один камень за другим. Сильно и быстро. Когда женщина нагнулась за новой партией, луна осветила ее черные волосы. Джо с облегчением вздохнул. Убитые горем девушки в воду камни не кидают.

И все же… Что она делает одна на берегу реки в такой час? Это не самое безопасное место для женщины. Джо следил за ней, очарованный ее движениями, уверенными и изящными. Ее локоны выпали из пучка, подол волочился по глине. Внезапно в небо взвилась чайка и громко крикнула, заставив женщину поднять голову.

Джо встал, уронив сверток на ступеньки.

— Этого не может быть, — прошептал он.

Обычный обман зрения. Вызванный этим местом и воспоминаниями. Его тоскующим сердцем и сгустившейся темнотой… Джо заморгал, но видение не исчезло. Он сбежал по ступенькам и пошел к ней. Надеясь. Страшась. Он уже делал это. Много раз. Увидев стройную черноволосую женщину, невольно окликал ее. Та оборачивалась, смотрела на него вежливо и вопросительно, но никогда, никогда не оказывалась Фионой.

Он подходил к ней осторожно и медленно, боясь напугать. Вспоминая девушку, которая когда-то стояла здесь в платье, запачканном глиной, и клялась стать большой, как Лондон.

Услышав за спиной шаги, женщина испуганно обернулась. Ее глаза расширились, а потом он услышал то, что мечтал услышать десять долгих лет… ее голос, произнесший его имя.

— Джо? О боже… это ты?

Фиона онемела. Она не слышала ни пьяного смеха, доносившегося из «Рамсгита», ни плеска весел плывшей мимо гуари[71]. Не чувствовала ни прикосновения речной волны, лизавшей ее ноги, ни вечернего ветра, трепавшего ее юбки. Не видела ничего, кроме Джо.

— Ты настоящий? — прошептала она, прикоснувшись к его щеке пальцами, испачканными глиной.

Это лицо, которое она знала сердцем, было тем же и одновременно другим. На нем появились мелкие морщинки, а кожа туже обтягивала скулы. Но глаза не изменились. Они были такими же — прекрасными, голубыми, только печальными. Намного печальнее, чем те, которые она помнила.

Он притронулся к ее лицу, приложил ладонь к щеке, и тепло этой руки сказало Фионе, что он действительно настоящий. А потом Джо привлек ее к себе, поцеловал, и у нее зазвенело в ушах; где-то глубоко внутри раздался протяжный треск, с которым на озере ломается лед. Запах его кожи, вкус его губ, ощущение близости его тела ошеломили ее. Казалось, что десять бесконечных лет — десять лет тоски по нему, любви к нему, несмотря на скорбь и гнев, десять лет болезненного одиночества, ноющей пустоты в сердце — исчезли в одночасье.

Противоречивые чувства, копившиеся в душе десять лет, вырвались наружу потоком, угрожавшим затопить ее, разорвать на части. Фиона попыталась отстраниться, но Джо схватил ее за запястья.

— Нет! Я больше не отпущу тебя. Никогда. Ты слышишь меня? Слышишь?