Чан Кайши — враг китайского народа

Именно в силу сочетания столь своеобразных противоречий мир в стране был крайне неустойчив. Коль скоро Чан Кайши пошёл на мир только будучи вынужден сделать это вследствие того, что ему не оставалось ничего другого, то всю силу своей ненависти он вновь направил против народа.

Мао Цзэдун после Сианьских событий призывал к укреплению мира, к завоеванию демократии, к подготовке Освободительной войны. А Чан Кайши, наоборот, вероломно готовил новые военные авантюры, занял Сиань и продолжал «искоренять» партизанские отряды на Юге. В политическом отношении он продолжал держать под строгим надзором цензуры всю патриотическую печать. Как писала одна иностранная газета, «цензура изымает почти всё, кроме порнографических картинок». Он продолжал судить лидеров движения за спасение родины, постыдно обвиняя их в «преступлениях против республики». Он продолжал цепляться за ставшее общим посмешищем так называемое «национальное собрание» и за «конституцию 5 мая»[91], за все эти элементы фашистской диктатуры гоминдана, идущие вразрез с данными им в Сиане обещаниями и тесно связанные с его внешними сделками.

В то же время не только союзники японских захватчиков — Гитлер и Муссолини — продолжали оставаться близкими друзьями Чан Кайши, но и германские фашистские советники по-прежнему восседали в его военном штабе. Германский монополистический капитал продолжал занимать важное место в экономической деятельности «четырёх семейств». Более того, Чан Кайши продолжал сохранять непосредственные тесные связи и с самими японскими захватчиками. Принимая японскую экономическую миссию, Чан Кайши заявил, что «этикет» является «особенностью восточной культуры» и что он надеется на то, что оба государства «приложат свои усилия к развитию восточной культуры». И это в то время, когда новый министр иностранных дел Японии Сато в беседе с корреспондентами сообщил, что политика в отношении Китая не будет изменена, и заявил в японском парламенте, что он «продолжает придерживаться духа «заявления Амо», что «намерения японского правительства состоят в том, чтобы превратить Северный Китай в независимый район и что Япония будет продолжать эту политику, невзирая на то, какие решения примет третий пленум ЦИК гоминдана». Новый же министр иностранных дел чанкайшистской клики Ван Чунгуй в это время говорил уезжавшему Кавагоэ[92]: «Я горячо желаю урегулировать японо-китайские отношения и с большим уважением отношусь к внешнеполитической речи министра иностранных дел Сато. Мне хочется приложить свои усилия для её конкретизации». Чан Кайши стремился иметь все возможности для лавирования и в любой момент был готов повернуть руль по ветру.

Забота об интересах англо-американского империализма и «четырёх семейств» и пораженчество в Освободительной войне

В конце концов японские захватчики спровоцировали «события 7 июля». Под Люкоуцзяо они встретили жестокий отпор китайских солдат. Народ негодовал. Мао Цзэдун и Чжу Дэ[93] от имени всего личного состава Красной Армии призвали страну до последней капли крови оборонять родную землю. Но Чан Кайши по-прежнему больше всего интересовался тем, как бы ему сохранить мир с японцами. Если бы японцы пожелали хоть в какой-либо степени посчитаться с самолюбием Чан Кайши, если бы неприкосновенность имущества и господства Чан Кайши была каким-либо образом гарантирована японцами, то он, наверняка, продолжал бы соблюдать «этикет» в своих отношениях с японцами.

27 июля представитель министерства иностранных дел чанкайшистского правительства сделал следующее заявление: