сочтет своим долгом уничтожить тех, кто погубил его. Для осуществления этого министр сделает все, что в его
силах. Изгнание Ракшаса не принесет пользы, а вред будет огромен. С другой стороны, Чандрагупте нужен
министр, а Бхагураян не подходит для этого”.
Сам Чанакья не хотел занять место Ракшаса. Его снова тянуло в Гималаи, туда, где не было политики и
людских страстей. Но брахман не мог считать свою цель достигнутой до тех пор, пока Ракшас не признает
Чандрагупту преемником Нандов и не согласится служить ему. Чанакья понимал всю трудность своей задачи,
но он всегда говорил, что для него не существует препятствий, и был уверен, что его призвание и состоит в
достижении невозможного. Брахман знал, что ничего не добьется от министра, если обвинит его в убийстве
Нандов и попробует показать ему безвыходность положения. Такими средствами успеха не достигнешь. Чтобы
Ракшас стал союзником, нужен другой путь. И Чанакья искал его.
После того как состоялся допрос Парватешвара, между Чандрагуптой и министром произошел
следующий разговор.
— Министр Ракшас, — сказал юноша, — вы слышали, что тут говорил Парватешвар. Но нам это
представляется невозможным. Вы неспособны на предательство и не могли совершить преступления. Поэтому
не думайте, что мы всему этому верим. Парватешвар ведь не скрывал, что ждет случая захватить Магадху. Нас
никто не убедит, что вы могли быть заодно с ним. И теперь именно вам следует найти бунтовщика и сочинителя
этих писем.
— Царевич, — ответил министр, — ты, конечно, можешь думать всякое, но слова твои мне нравятся. Ты
говоришь, что я не мог пойти на такую низость. Но какая польза от того, что ты так думаешь? Народ будет
считать меня виновным, потому что письма с моей печатью оказались у Парватешвара. Этот прихвостень греков
назвал меня изменником, но обвинение должно быть с меня снято. Я буду считать, что вы верите мне, если
решите открыто вести расследование.
— Министр, — вступил в разговор Бхагураян, который находился тут же, — если мы поведем открытое
расследование, то могут возникнуть всякие осложнения. Лучше всю эту загадочную историю продолжать
держать в тайне, а с Парватешвара взять выкуп и отправить его восвояси. Царевич Чандрагупта станет
махараджей, и мы будем править Магадхой. Ты останешься министром, а я — главным военачальником.
— Подлец! — вскричал Ракшас. — Думаешь, я не понял твоей грязной игры? Как бы не так! Но понял-то
слишком поздно. Не то бы… Да что толку говорить об этом теперь?
Гла в а XXXIV
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Бхагураян некоторое время сидел молча. Он не знал, что ответить министру, хотя понимал, что молчать
нельзя.
— Почему же? — проговорил он. — Можно и сказать. Говорите все начистоту. Договаривайте, раз
начали.
— Что мне говорить, Бхагураян, если ты повернул армию против Нандов и стараешься посадить на
престол какого-то низкорожденного нечестивца. Да, я был слеп. Я решил, что у Магадхи нет сильных врагов. И
я заслужил наказание. Ты, Бхагураян, цареубийца и предатель. Я совершаю тяжкий грех, что говорю с тобой.
Если у вас обоих есть хоть немного смелости, то вы будете судить меня при народе. Когда меня признают
виновным — а это так и будет, — выносите мне любой приговор. А не хотите открыто судить меня, так я пойду
на улицу и во всеуслышание заявлю о том, что произошло.
— Министр, — ответил Бхагураян, — кто мы такие, чтобы судить тебя? Ведь всегда ты выносил
приговоры. Я прошу тебя только об одном: оставь толпу в покое. Народ непостоянен. Никогда нельзя
предвидеть, на чьей стороне он будет.
— Бхагураян, зачем повторять одно и то же? Что такое толпа, мне известно не хуже, чем тебе. Сейчас ты
у власти. Делай что хочешь. Я же хочу, чтобы с меня сняли обвинение. А если докажете мою вину, я готов
понести любое наказание. Милости мне от вас не нужно. Я никогда не соглашусь все скрыть и помогать
Чандрагупте. Об этом и не думайте.
В словах Ракшаса были решимость и вера в свою правоту. Бхагураян и Чандрагупта молчали. В это время
быстро вошел гонец и что-то проговорил на ухо военачальнику.
— Что ты говоришь? — воскликнул тот. — Схвачен человек, который участвовал в убийстве раджи?
Помог рыть эту ловушку перед дворцом? Какой Чандандас? Ба-а! Любимец министра! Не может быть, чтобы
он… Нет, нет, невозможно. Чандандас не замешан в этом.
— Но он сам признался в том, что дал согласие после того, как получил письмо министра. “Я его друг и
потому не мог отказать”, — вот слова этого человека.
Гонец и Бхагураян говорили громко, и Ракшас слышал каждое слово. Министра охватил гнев.
“Чандандас — мой друг, — думал Ракшас, — он никогда не стал бы участвовать в подобном деле”.
Однако министра мучили сомнения, и теперь он уже готов был верить всему. Голова его шла кругом от
противоречивых мыслей.
“Если этих людей, — говорил себе Ракшас, — многие поддерживают, то почему и Чандандас не мог