Chanel No.5. История создателя легенды

Однако от Киева до Рыльска, конечной точки оккупированной немцами территории, все прошло гладко, нас сопровождал немецкий офицер. В Рыльске немецкие власти доходят даже до того, что снабжают нас лошадьми и овсом, а также повозками для продолжения нашего пути, указывая при этом на карте маршрут следования и места, где нам будет целесообразно остановиться. Наш караван из восемнадцати тяжело навьюченных лошадей отправляется в путь и затем вытягивается длинной вереницей по извилистым дорогам, ведущим в Дмитриев.

Недоверие жителей деревень, которые мы проезжаем, очевидно. Решаем разбить лагерь на первую ночь, соблюдая все необходимые меры предосторожности. На следующее утро, когда мы уже готовимся к отъезду, к нам галопом прибывают шесть всадников.

– Стоять! Вы – немецкий авангард!

Мы предъявляем документы и охранные грамоты, но ничего не помогает. Нас везут в соседний городок, вокруг растекается враждебная толпа, появляются бочки, на которые залезают импровизированные ораторы, раздаются крики:

– Стреляйте в них!

Нас собираются линчевать?

К счастью, вмешивается член местного совета, которому удается успокоить толпу. Он приглашает нас в избу попить чаю, пока на улице продолжаются оживленные дискуссии. Изба при этом окружена во-оруженными солдатами…

После долгого отсутствия, во время которого мы уже начинаем тревожиться по-настоящему, человек, заступившийся за нас, наконец возвращается. Он узнал, что мы французы, и «советует» нам дать наши чемоданы на досмотр, потому что крестьяне убеждены, что у нас есть автоматы. Мы подчиняемся, но получаем лишь условное освобождение: когда мы снова отправляемся в путь, каждый раз, когда кто-то из наших пытается вылезти из двуколки, его тут же «приглашают» занять свое место.

В следующем селении нас ждет целый батальон из двухсот вооруженных мужчин. Теперь нас сопровождает более многочисленная охрана для передачи местному совету в Дмитриеве. Весть о приближении «немцев» из нашего «авангарда» широко распространяется, возбуждая тревожные настроения у местного населения. В Дмитриеве нас «приветствуют» 1500 солдат!

Наш отряд ведут прямиком в Совет, который, посовещавшись, наконец разрешает нам продолжить путь. Население успокаивается, вынужденное признать, что мы и правда французы. Лидеры приглашают наших полковников на трапезу, где они делятся сосисками, водкой, все пьют и целуются, выпивая за Францию. Наконец, после долгого и насыщенного путешествия, наша группа в сопровождении трех комиссаров в целости и сохранности прибывает в Москву.

Через два дня после моего возвращения моя мать умерла во сне, бесшумно, мирно, находясь дома под присмотром Жанны. Хотя матушка уже не выходила, но все же сознавала хаос, царивший снаружи, и ее молчание выдавало ее грустную уверенность в неизбежном исчезновении всего, что она знала. Но мужественно хранила молчание. Мать испустила последний вздох, умиротворенная, среди своей семьи. Я уверен, что она ждала меня, и я благодарен ей за то, что смог поцеловать ее в последний раз. Похороны, трезвые, собирают лишь несколько ближайших друзей семьи. Тут я узнаю, что многие французы уже покинули Россию.

Когда я иду по городу, чтобы в очередной раз навестить свою мать, я встречаю Сержа Катуара, связанного с семьей Дютфой, которую я знал до войны. Он идет в мундире Русской императорской армии, а я, как обычно, в своем французском офицерском мундире. Я кричу ему:

– Тебя расстреляют, Серж, надень гражданское! Послушай меня, считай, что это приказ.

В этом неспокойном контексте каждый день может стать последним. Нужно распознавать своих и помогать им по мере возможности.

Когда мне, наконец, удается вернуться домой, я обнаруживаю, что квартира реквизирована. Из-за двери мне отвечают незнакомые голоса. Мое имя, очевидно, ничего для них не значит. Через некоторое время меня впускают. Я объясняю незнакомым людям, которые, кажется, устроились там, как дома, что я – хозяин квартиры. Мне говорят, что я ни на что не имею права, что моя жена приехала несколькими месяцами ранее и взяла то, что хотела. Я замечаю, что многие вещи исчезли, включая столовое серебро. Я пережил все годы войны, имея при себе так мало, что факт пропажи моих вещей меня волнует намного меньше, чем полное исчезновение моего прошлого. Мои жена и сын далеко, моей матери больше нет, все, что я построил с таким трудом и любовью, исчезло.

Мне обязательно нужно ехать в Ивановское. Уже не терпится увидеть своих. Не знаю, дошли ли до них те несколько писем, которые я отправил. Желание найти их, обнять не покидает меня ни днем ни тем более ночью. Но, увы, я не могу получить разрешение для того, чтобы поехать к ним. Как больно снова быть так близко, и опять не иметь возможности их увидеть!

Мне вновь уже пора уезжать…

Мне поручают доставить в Мурманск крупную партию платины вместе с объемистой корреспонденцией из французского посольства в Петрограде, кроме того я имею также поручение, в качестве поезда (Петроград – Мурманск), отвезти князя Арсена Карагеоргиевича, генерала русской армии, а также его адъютантов нашему военпреду.