Чапаев. Мятеж

Существующим снабженческим органам, а также и продовольственным организациям принять все меры в самый наикратчайший срок, принять самые решительные (?) революционные шаги к улучшению питания красноармейцев, а в частности госпиталей, а Военному совету 3-й дивизии наблюдать за проведением в жизнь. Комиссарам же и Политоду всячески прийти на помощь контрольно-хозяйственным советам частей в их работе, а где таковых нет, то организовать.

В повестке дня всего двенадцать пунктов. Они их так расположили, что среди невинных и «законных» вопросов втыкали как бы вовсе незаметно какой-нибудь особо злободневный, основной, – из тех, которые и подняли восстание. А остальные тут вопросы, вроде вот двух предыдущих, – декорация, одна попытка глаза отвести.

Пятый вопрос уже соленый.

Разобрать все дела красноармейцев, находящихся под следствием и судом, а также и в заключении, согласно представляемого списка.

Этот вопрос, как видите, совсем иного порядка. Кто у них в списке? А все сами же главари на первом плане и есть. За трибуналом и особотделом – кто ж тут не числится или уже не пострадал? Петров, Караваев, Вуйчич, Букин, Вилецкий… Все они – кто за что: за бандитизм, за зверство, за хулиганство…

Так что вопрос этот в известном смысле был и «личным», – разбирать его надо было с особой деликатностью.

– Нам, – заявил Вилецкий, – никаких ваших делов и разбиранья не надо, мы всех арестованных заведем на собранье в крепость, и пусть сами красноармейцы разберут, виноват он али нет… А потом сейчас же всех выпустить… И сейчас же в крепость всех…

– Товарищи, так нельзя, – вступились мы, – так нельзя, это же не суд получается, а черт-те что. Ну, где это видано, чтобы пятитысячная толпа разбирала вся сразу какое-нибудь дело? Это же гвалт сплошной – и больше ничего…

– Не ваше дело, – перебивает кто-то из крепостников, – мы сами знаем, как надо судить, учиться не будем…

– Но это же немыслимо: гарнизон будет судить преступников… А кто его уполномочил, кто ему право дал на это? Разве сами вы не понимаете, товарищи, что судебный орган непременно должен быть где-то и кем-то назначен, выбран. Сегодня судит гарнизон, завтра случайное собрание горожан, потом наедут, может быть, из деревень – и они судить захотят… Да разве это суд? Курам на смех. И кто из вас хотел бы очутиться перед таким случайным судом?

– Не случайный, а свой… народный будет, – ворвался настойчивый протест. – Это свой, а ваш трибунал, – что он нам дал? Расстрел, один только расстрел наших братьев…

– Да, расстрел, непременно расстрел, – покрывали мы протестующих, – но этот расстрел был не «братьям», как вы говорите, а врагам нашим – буржуям, белогвардейцам, бандитам… Для них эти трибуналы… Только для них… А вы о «братьях» – стыдитесь говорить! Какие они вам братья?! Ну да, не отрицаем – предатель или бандит может случиться и из нашего брата, трудящийся, пусть из рабочих, крестьян, киргизов, казаков – не все ли равно? Да разве такого вы сами-то помилуете, разве не кончите его?

Крепостники сидели смущенные. Притихли.

Мы продолжаем:

– И среди арестованных, товарищи, всякие есть. Очень может быть, ни на минуту и мы не сомневаемся, что есть там ребята, которые попали вовсе случайно.

– И невинные…

– Да, и невинные, – соглашаемся мы. – Но остальные – виновны. И вот, кому-то надо отсеять одних от других: виновных от невиновных, – крепость всем скопом этого не сделает. Надо выбирать какие-то органы, но зачем выбирать, когда уже есть: особый и трибунал…

– Долой, к черту ваши трибуналы… – взорвался снова протест. – Перевешать там всю сволочь, только, и знают что расстрел…

– Товарищи, товарищи, о чем мы спорим? Эти органы остаются… Не можете же вы их уничтожить, раз они утверждены центром, а мы ведь только недавно постановили с вами, что решеньям центра будем подчиняться… Их не уничтожить, а только освежить… людей туда, может быть, прибавить новых… И пусть они вместе…

– Своих, одним словом – свой и трибунал в крепости выберем…

– Нет, нет, – поправляем мы ретивых строителей, – не свой трибунал, а освежить надо тот, что есть…

– Держут по году, с…с…вол…л…чь…

– Ну, не по году, это уж лишку… А вот что не успевают быстро, – это может быть… Но мы поторопим, мы им накажем, чтоб быстрей…

Наконец постановили: