Чапаев. Мятеж

Секретно. Город Верный. Военному Совету

3-й Туркдивизии 14/VI.

Реввоенсовет фронта постановил:

Первое. В интересах скорейшего осуществления всех законных практических пожеланий, высказанных конференцией частей и общим собранием Верненского гарнизона, допустить включение в состав Военного совета дивизии двух представителей от гарнизона, фамилии коих представить Реввоенсовету на утверждение.

Второе. В этих же видах, допустить в Обревком трех представителей, фамилии которых представить на утверждение.

Третье. Реорганизованному Военсовету и Обревкому приступить к исполнению обязанностей, призвав к тому же все части и учреждения.

Четвертое. Все приказы фронта, в том числе и касающиеся переброски войск, подлежат неуклонному исполнению.

Пятое. Ответственность за исполнение данного постановления возлагается персонально на Военный совет дивизии и также гарнизонный совет крепости.

Шестое. Те части и лица, которые уклоняются от исполнения приказов, являются изменниками и предателями делу революции и трудового народа, и с ними должно быть поступлено по революционному закону.

Седьмое. Реввоенсовет фронта уверен, что Военсовет дивизии и совет крепости обладают достаточным авторитетом для проведения настоящего приказа.

Восьмое. Никаких перерешений по данному вопросу возбуждено быть не может.

Девятое. О времени получения настоящего приказа и мерах, принятых в исполнение его, донести.

Командующий М. Фрунзе-Михайлов.

Реввоенсовет фронта Куйбышев.

Кончено. Это нам последняя грамота из Ташкента:

«Никаких перерешений по данному вопросу возбуждено быть не может».

И он прав, ревсовет: что тут без конца мусолиться?

Его ответ и должен быть таким лаконическим и категоричным:

«Уступаю, дескать, но… твердо приказываю!»

И мы понимаем, что вместе с этой бумажкой настал –

«Наш последний, решительный бой».

На этой телеграмме кончаются словесные разговоры Ташкента. Дальше он станет действовать оружием… И мы его ждем, оружия… Ждем, но ведь – где ж оно?!

А пока дожидаемся – нас, верно, прикончат: долго ли и крепость сама будет нянчиться?

– Товарищи, – ласково говорим делегатам крепости. – Это последняя депеша – сами видите. Ежели вы воистину не хотите кровопролития – помогайте нам. Без вашей помощи – что мы сделаем? Давайте вместе. Сядем сейчас снова за стол и обсудим тщательнейшим образом все, что говорит Ташкент. А потом – доложим в крепости. И как там решат – так и быть. Другого выхода нет, все равно…

И снова мы сидели в той же комнате и за тем же столом, разбирали, прощупывали каждое слово ответа. А в разговоре, чуть заметно, мы им напоминали:

Броневики ташкентские недалеко…

4-й кавполк подходит…

Резолюция 26-го полка и Кара-Булакского гарнизона – против крепости…

Эти наши сообщенья хоть и были вовсе не новы, однако ж заметно смиряли заносчивый тон восставших.

Затем еще дали знать, что в Пишпеке работает наш штаб, и он успел уж подчинить себе войска пишпекские, токмакские, нарынские, Пржевальские, – словом, вы, дескать, крепостники, остались чуть ли не сами только с собой. Кто еще с вами?

Разговоры кончились. Назавтра в десять утра мне поручено было делать в крепости основной доклад.

Вожаки крепостные обещали подмогу, уверяли, что все минует тихо… Обещали… А какая цена этим обещаньям? И затем – не было тут ни Петрова, ни Букина, Вуйчича, Тегнеряднова, Чернова, Щукина Александра. А эти – первостепенные ведь бунтари и есть. Они нейдут, чураются, они что-то думают и готовят про себя. С нами сидели: Чеусов, Караваев, Дублицкий, Вилецкий, Невротов, Фоменко, Петренко, кто-то еще…