Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Романы

Часть третья

— …Судебное заседание по делу Штепана Маньи, двадцати шести лет, батрака, холостого, вероисповедания реформатского, и Поланы Гордубаловой, урожденной Дурколовой, вдовы, тридцати одного года, вероисповедания греко-католического, обвиняемых как сообщников в убийстве с заранее обдуманным намерением Юрая Гордубала, крестьянина деревни Кривой, объявляю открытым.

Встаньте, подсудимый. Вы слышали обвинительное заключение. Признаете себя виновным?

Подсудимый виновным себя не признает. Юрая Гордубала не убивал, в ту ночь спал у себя дома в Рыбарах. Деньги, что были за балкой, получил от хозяина, как приданое за Гафию. Алмаз у стекольщика не покупал. С хозяйкой в связи не был. Больше ничего сказать не имеет.

Подсудимая себя виновной не признает. Об убийстве ничего не знала, только поутру… На вопрос, откуда она узнала, что муж убит, сообщает, что видела только разбитое окно. С батраком в связи не была. Алмаз купил сам хозяин несколько лет назад. Убийца, скорее всего, проник через окно, потому что дверь всю ночь была на запоре.

Обвиняемая садится — подурневшая, желтая, в последней стадии беременности, из-за чего пришлось даже ускорить разбор дела.

Процесс тянется, подчиняясь неумолимой рутине судопроизводства. Зачитываются протоколы и заключения, шуршит бумага, присяжные стараются принять вид внимательных и благочестивых слушателей. Подсудимая сидит неподвижно, как изваяние, только глаза бегают беспокойно. Штепан Манья вытирает временами пот со лба и старается уразуметь все, что слышит. Кто знает, какая здесь закорючка, как повернут дело эти важные господа? Почтительно склонив голову, Штепан слушает и шевелит губами, как будто повторяя про себя каждое слово.

Суд приступает к допросу свидетелей.

Вызван Василий Герич, староста деревни Кривой, высокий, плечистый мужик. Он серьезно и не спеша повторяет слова присяги.

Свидетель одним из первых увидел покойника. Верно ли, что он сказал при этом: «Свой кто-то»?

— Верно.

— А почему?

— Так, по догадке, ваша милость.

— Известно ли вам, свидетель Герич, что Полана Гордубалова была в связи со Штепаном Маньей?

Свидетелю известно, он сам упрекал в этом Полану еще до приезда Гордубала.

— Обижал ли Гордубал свою жену?

— Вздуть ее надо было, ваша милость, — говорит Василий Герич, — дурь из нее выбить. Даже обед мужу варить не хотела.

— Жаловался ли Гордубал на свою жену?

— Нет, не жаловался, только от людей прятался да таял, как свеча.

Полана сидит, выпрямившись, и глядит в пространство.

Полицейский вахмистр Гельнай дает показание в соответствии с обвинительным заключением. Он указывает на вещественные доказательства. Вот стекло из избы покойного, поцарапанное изнутри алмазом. В тот день было грязно, и под самым окном была лужа, а в горнице не обнаружено ни следа грязи, и пыль на подоконнике осталась нетронутой.

— Может ли взрослый человек пролезть в это отверстие?

— Нет, не может. Голова и то не пройдет, а туловище и вовсе застрянет.

Допрашивается младший полицейский Бигл. Бигл стоит как на параде, исполненный служебного рвения. Его показания в точности соответствуют обвинительному акту. Алмаз он нашел в запертом ящике. Обвиняемая не хотела отпереть его, уверяя, что ключ утерян. Ящик был взломан, а ключ позднее нашелся на дне ведра с овсом. Свидетель также обнаружил в Рыбарах деньги покойного.

— Кроме того, — Бигл повышает голос, — я позволил себе принести еще кое-что, господин судья. — Бигл разворачивает носовой платок. — Я нашел это вчера, когда у Маньи вывозили навоз. Вещь была брошена в выгребную яму.

Бигл кладет на судейский стол тонкий, остроконечный металлический предмет, овального сечения, длиной сантиметров пятнадцати.

— Это что?

— Это, разрешите доложить, шило для плетения корзин. Принадлежало семье Манья и исчезло в день убийства.

Бигл держится невозмутимо, но в душе торжествует и наслаждается всеобщим вниманием. Пять недель он искал это проклятое шило, и наконец — вот оно.

— Подсудимый, вам знаком этот предмет?

— Нет, незнаком.

Мрачный, упорствующий Штепан садится на место.

Дает показания доктор. Он настаивает на том, что убийство совершено тонким остроконечным предметом овального сечения. Если бы Гордубал был застрелен, пуля осталась бы в теле. Между тем никаких ее следов не обнаружено. Доктор пространно объясняет разницу между колотой и огнестрельной раной. Кроме того, при столь малом калибре выстрел должен быть произведен почти в упор, так что был бы ожог на коже или, во всяком случае, рубашка была бы опалена.

— Могла быть рана нанесена этим предметом?

— Да, могла. Нельзя сказать с уверенностью, что именно этим, но, во всяком случае, этот предмет достаточно тонок и остер, чтобы нанести такую рану. Очень, очень подходящая вещица, — оценивает доктор. — Да, смерть наступила мгновенно.

И импульсивный доктор бегом возвращается на свое место.

Показания дает тюремный врач. Полана Гордубалова, по всем признакам, на восьмом месяце беременности.

— Обвиняемая! — произносит судья. — Можете не вставать. Кто отец ребенка, которого вы ждете?

— Юрай, — шепчет, опуская глаза, Полана.