Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески

Другой раз премьера, ну, допустим, «Дон-Карлос», и в отчете читаем: «Несмотря на пышные костюмы, театр был полупустой». Во всех пражских театрах, где пестуется хоть капля искусство, мы насчитаем восемь — десять тысяч мест, а если выдастся более или менее погожее весеннее воскресенье, уверен, что во всех пражских театрах, вместе взятых, не насчитаешь и трех тысяч зрителей. А на матче «Селтик» — «Спарта» было 40 000. Да еще было торжественное открытие Стадиона, играли в футбол, бегали, гребли, маршировали в двадцати разных местах. Если кому-нибудь в то воскресенье приспичило играть на скрипке или на губах в концертном зале, он бы навряд ли наскреб публики на партию в алагер. Потому что 40 000 были на Летной[240], так же как «70 000 нас под Тешином, под Тешином»[241].

Еще с тех времен, когда я был левым крайним, помню, как это волнует — забить гол или дать бутцей по ноге нападающему противника, но помню и другое — на каком-то международном матче, куда мне достали билет, меня волновало только одно: что, собственно, видят стоящие в проходах люди и как они вообще могут дышать. Вопроса этого я так и не решил, потому что больше я туда не ходок, даже если мне пообещают в награду обол в древнегреческой валюте. Но я предполагаю, что в этом есть какое-то неведомое мне наслаждение ничего не видеть, толкаться, сопеть, вонять, ощущать на животе чей-то локоть, между ребрами чье-то колено и про себя утешаться, что всем, кто рядом, и прочим тридцати тысячам так же плохо. Думаю, что люди туда ходят из зловредности, чтобы своим присутствием еще усугубить и без того невыносимую ситуацию на стадионе. «Ну, погодите, голубчики, — думает, наверное, каждый, кто стремится на матч, — уж я вам подпорчу воскресный денек, уж я потопчусь по ногам, потолкаюсь, потянусь во весь рост, чтобы вам ничего не увидеть, раз мне ничего не видно, буду грубить, сопеть, как не скажу кто, то-то будет веселье, когда вы разозлитесь на меня, а я на вас и каждый из нас на каждого другого за то, что тот тоже здесь». Судя по всему, это какой-то источник злобного веселья, и мне понятно, почему туда устремляется вся Прага (включая Грдлоржезы и прочее).

Из этого способа развлекаться надо извлечь урок выставкам и театрам. Почему, собственно, туда мало кто ходит? Считается, что в театрах, на концертах, художественных выставках пусто потому, что туда никто не ходит.

Все наоборот. Туда никто не ходит потому, что там пусто. Там чересчур просторно. Чересчур хорошо видно и слышно. Чересчур хороший воздух. Нет толчеи. А это скучно.

Если вы хотите спасти театры, концерты и выставки, устройте там давку. Не ограничивайте вход. Пустите тридцать тысяч в театр, который рассчитан на полторы тысячи. Позвольте каждому добывать себе место локтями и копытами, зубами и когтями. Разрешите стоять на сиденьях. Добивайтесь, чтобы у картины была такая толчея, что не увидишь даже рамы. Обеспечьте, чтобы актрисе кричали «раззява», «мазила», «г…» и тому подобное. Когда не будет слышно даже собственного голоса, публика сможет браниться друг с другом. Вентиляторы могут запускать искусственную вонь. Чем день жарче, тем жарче топить театр. И так далее, и тому подобное.

Может, вы думаете, что на последней экономической выставке было столько народу, потому что все интересуются экономикой? Или на ПРЯ[242] толпы потому, что там можно увидеть что-нибудь иное, нежели в витринах на любой другой улице?

Боже сохрани, ничего особенного и необычного там нет, а то, что есть, того никто в этой давке не увидит, но люди валят туда валом, потому что там толпа, потому что туда идут все. Тайна массового успеха какого бы то ни было дела только в массовости, потому что народ хочет развлекаться, иными словами, народ хочет толкаться.

На пороге загадочного © Перевод Н. Замошкиной

Встречаются люди, которые не верят ни во что, не признают даже, что блоха на ладони означает письмо, но и эти твердокаменные верят в Судьбу.

Вот, например, Ньютон открыл, что любая вещь падает отвесно вниз, но это неправда, каждый знает, что запонка от воротничка никогда не падает отвесно вниз, а всегда вбок и норовит закатиться под кровать или под комод. До сих пор никакая физика, никакая теория гравитации не могут объяснить этого фатального явления, ясно только, что оно метафизическое, абсолютный и таинственный закон Судьбы.

И таких законов не перечесть. Тысячекратно проверен закон вредности: то, что не нужно, все время попадается на глаза, но как только оно становится нужным, его нет как нет. Обшариваете методично все шкафы и ящики — нету. В конце концов обозлитесь и решите обойтись без него. В ту же секунду оно появится либо там, где ему и положено быть, либо там, где сроду не бывало, и начнет дразнить вас своим видом до тех пор, пока не понадобится опять, и тогда с поразительной чуткостью оно снова исчезнет.