Чара силы

Кощей сам решил взглянуть на неуловимого врага, за которым он столько лазил по горам и лесам, но не мог приблизиться. Даждь был сильным и опасным чародеем — он смог свернуть горы и ухитрился одолеть саму Ехидну, с которой никто не был в состоянии справиться. А потому его можно было взять только обманом.

Сейчас самое подходящее время — если бы не этот сторож. Убить его — так он и умирая поднимет тревогу, а с проснувшимся Даждем совладать будет трудно.

Однако зачем убивать? Дунай так поглощен собственными думами, что даже Кощею было понятно, о чем он размышляет. Дело за малым — как ни слаб Кощей в колдовстве, но внушить часовому покинуть пост он сможет.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Даждь и Агрик спали возле костра. Короткая ночь подходила к концу — скоро уже за деревьями заблещет рассвет. На поляну со всех сторон наползали туманы, костер начинал потрескивать и стрелять искрами в сыром воздухе.

Сменившийся последним, Дунай пребывал в нетерпении. Как мало осталось времени, и как много надо проехать дорог! Он успеет точно в срок, если не опоздает из‑за какой‑нибудь мелочи. Он исполнит долг, а потом… Останется ли он ради ребенка с женой или же покинет ее, не простив смерти княжны? Что делать? Об этом следовало подумать хорошенько в одиночестве, а когда рядом, люди, нет времени сосредоточиться. А вдруг Даждь затеет охоту за этим Кощеем? Ведь сколько дней уже колесили по горам! Нет, Даждь, конечно, парень что надо, с таким в огонь и воду, но у Дуная свое дело есть. Сначала долг, а потом все остальное.

Внезапно витязь выпрямился, осененный. И как он сразу не догадался? Надо просто уехать! Приближаются урочные дни, и если он исчезнет, Даждь его поймет.

Сорвавшись с места, Дунай бросился собирать вещи, стараясь действовать как можно осторожнее, чтобы не разбудить спящих. Ночь кончается, ничего с ними не случится.

Кощей усмехнулся, видя, как торопливо и осторожно собирает свои вещи Дунай, и попятился прочь, туда, где был привязан его конь. Выждав, пока витязь отъедет подальше, можно будет напасть на спящих.

* * *

Далеко не всякое дерево могло выдержать вес Гамаюна, а потому тот поневоле часть ночей был вынужден проводить на земле или на высоких пнях. На сей раз ему повезло — попался старый дуб, обожженный молнией и рассеченный ею надвое. Одна половина его засохла, но вторая была еще крепка, а слом образовывал приличную площадку — на ней бы смогли устроить гнездо даже орлы. Гамаюн устроился меж ветвей и прекрасно провел ночь.

Уже много дней он тайком следовал за Даждем, выслеживая его, как наемный убийца. Сын Сирин и сам не понимал, что заставляет его пробираться по чащам и горам, — уж конечно не любовь к приключениям и не месть за мать. Годы прошли, все поросло быльем, пора и забыть мятеж в Пекле. Жаль, что для Даждя он по–прежнему слуга и друг Велеса — Гамаюн никогда не был ни тем, ни другим. Продрав глаза, сын Сирин встряхнул перьями, укладывая их в должном порядке. Меж деревьев уже ползли лучи рассвета, и следовало поторопиться, чтобы не потерять след Даждя.

Гамаюн вытянул шею и напряг зрение. Почти половину ночи он со своего насеста следил за огнем вдалеке. Но сейчас туман заволакивал лес, и разглядеть что‑либо было трудно. Он совсем уже решил сниматься с места и лететь на огонь, когда утреннюю тишину прорезал знакомый звук — заглушая птичий перезвон, по лесу цокали копыта.

Всадник ехал прямо к дубу, и Гамаюн поспешил забраться в гущу листвы, чтобы его не сразу заметили. Но все равно он следил за всадником и чуть не закричал от удивления, когда узнал в нем самого Дуная. Витязь ехал, глядя под копыта коня — видно, его угнетала тяжкая дума.

— Здорово, друг! Это ты? — неожиданно гаркнул у него над ухом Гамаюн, появляясь из листвы.

Ругнувшись, Дунай выхватил меч, но успел узнать полуптицу и с досады хватил кулаком по дереву.

— Это ты, балагур! — воскликнул он. — Как ты меня напугал!

— Я не хотел, — поспешил извиниться Гамаюн. — Мне бы надо узнать — что, Даждь по другой дороге поехал, да?

— Он по своей дороге путь держит, а я по своей, — нелюбезно откликнулся Дунай. — Тебе‑то что?

— Ничего, но вы что — поссорились?

— Нет. Просто я уехал. — Дунай отвечал коротко, чтобы не задерживаться.

— Как — уехал? Зачем?

— Не твое дело… Чего ты в чужие дела лезешь? Не помнишь, что ли, как выгнали тебя? И вообще, что ты тут делаешь? Тебе же ясно сказали — лети отсюда! Что ты привязался?

— Я ни при чем, — отрезал Гамаюн. — Я вольная птица, что хочу, то и делаю! А вот ты‑то сам уехал или тебя прогнали?

— Мы с Даждем не ссорились. Просто мне в другую сторону, я спешу, вот и свернул потихоньку, пока они спали.

— Спали? — пронзительно завопил Гамаюн, слетая вниз. — Они там спят, а ты собрал вещички и тягу дал? Да? Бросил их, беззащитных? А вдруг с ними что‑нибудь случилось?

Мысль эта порой мелькала и в голове самого Дуная, именно поэтому он отмахнулся:

— Да ничего не случится! Если б им что грозило, я б десять раз подумал!