Чарли Паркер. Книги 1 - 10

У меня осталась подаренная Финеасом старая брошюра «Мэн приглашает». Информационное агентство Мэна издало ее то ли в конце 1930-х, то ли в начале 1940-х годов со вступительным словом губернатора Льюиса О. Бэрроуза, занимавшего этот пост с 1937 по 1941 год. Бэрроуз был республиканцем старой школы, встретив которого некоторые из его нынешних наиболее фанатичных однопартийцев перешли бы на другую сторону улицы: он добивался сбалансированного бюджета, улучшил финансирование школ и восстановил выплату пособий, сокращая при этом дефицит. Раш Лимбо[101] назвал бы его социалистом.

Брошюра – трогательная дань памяти ушедшей эпохе, когда можно было снять уютный домик за тридцать долларов в неделю, а цыпленок на обед обходился в доллар. Упомянутые в ней заведения по большей части давно исчезли – отель «Лафайет» в Портленде, «Ивы» и «Дом Чекли» в Праутс-Нек, – и те, кто это писал, ухитрились сказать что-то доброе почти обо всем, даже о городишках, сами жители которых не понимали, зачем остались здесь, и не могли представить, как кому-то может прийти в голову приехать сюда в отпуск.

Городку Лэнгдон, что на полдороге между Рейнджли и Стрэтоном, отвели в брошюре целую страничку, и что бросалось в глаза, так это частое повторение в рекламе имени Проктор. Кроме прочего там был кемпинг Проктора, ресторан «Лысая гора» с управляющими И. и Э. Прокторами и еще один ресторан – «Озерный вид», принадлежавший Р. Х. Проктору. Похоже, в те дни Прокторы прибрали Лэнгдон к рукам, а городок сумел привлечь туристов – или Прокторы рассчитывали, что сможет, – только этим и можно было оправдать присутствие дорогих рекламных объявлений с фотографиями заведений.

Какими бы прелестями Лэнгдон ни зазывал когда-то туристов, теперь они в глаза не бросались; впрочем, возможно, все это существовало только в воображении амбициозных Прокторов. Теперь от городка осталась кучка невзрачных домов и из последних сил держащихся на плаву заведений; он находился ближе к Нью-Гемпширу, чем к канадской границе, но попасть в него было одинаково просто с обеих сторон. Ресторан «Лысая гора» стоял на своем месте, но выглядел так, словно в нем уже лет десять ничего никому не подавали. На единственном сохранившемся магазине висело объявление, уведомлявшее всех, что он закрыт по причине «тяжелой утраты» и откроется через неделю. Объявление было датировано 10 октября 2005 года; столь затянувшийся траур обычно ассоциируется со смертью особы королевских кровей. Еще здесь были парикмахерская, мастерская по набивке чучел и бар под названием «Белль Дэм», что могло быть либо изящным намеком на местные дамбы, либо, что стало казаться более вероятным при внимательном изучении, результатом утраты последней буквы[102]. На улице никого не было, хотя пара машин и стояла у тротуара. Признаки жизни, как ни странно, обнаружила лавка таксидермиста. Передняя дверь была открыта, и когда я ступил под яркие огни Лэнгдона, оттуда вышел мужчина в комбинезоне. Я бы дал ему лет шестьдесят, но он вполне мог быть и старше и просто успешно отражал наскоки лет. Возможно, это было как-то связано с консервантами, среди которых он работал.

– Тихо тут у вас, – сказал я.

– Наверное, – ответил он, как человек, не вполне уверенный, что так оно и есть, а если даже и так, то он ничего против не имел.

Я огляделся. Спорить вроде бы было не о чем, но, возможно, он знал что-то, чего не знал я, относительно того, что творилось за всеми этими закрытыми дверями.

– Жарче, чем в методистском аду, – добавил он и был прав. В машине я этого не замечал, но едва выйдя, начал потеть. Таксидермист же просто обливался потом. Над нами вился гнус.

– Ваша фамилия случайно не Проктор? – спросил я.

– Нет, Станден.

– Можно несколько вопросов, мистер Станден?

– Вы уже их задаете.

Он усмехнулся, криво, но беззлобно. Мое появление было для него всего лишь шагом в сторону от монотонной рутины. Оторвавшись от дверного косяка, Станден кивком пригласил меня войти. Внутри было темно. Оленьи рога, пронумерованные и снабженные ярлычками, лежали на полу и свисали со старых балок. Слева от входа, на холодильнике, обосновался большеротый окунь, на полках справа, возле банок с химикатами и красками, лежали парами разнообразные стеклянные глаза. На стенке холодильника разъедала металл засохшая струйка крови. Центральное место занимал стальной рабочий стол с разложенной шкурой оленя и скребком с круглым лезвием. Под столом, на полу, лежали куски мяса. Я сразу понял, что дело свое хозяин знает: шкуру он выскребал тщательно, не оставляя ни следа жира, который мог бы окислиться и стать причиной неприятного запаха или выпадения шерсти. Неподалеку стояла пенопластовая оленья голова. Мертвечиной воняло так, что я невольно поморщился.

– Простите за запах, – сказал Станден. – Сам я его уже не замечаю. Поболтал бы с вами снаружи, да надо с этой вот шкурой управиться, а потом еще пару уток сделать для того же парня.

Он кивнул в сторону двух чистых контейнеров, заполненных очищенными кукурузными початками, в которых лежали утиные тушки.