Чарли Паркер. Книги 1 - 10

Элинор рассмеялась, но когда смех затих, на лице осталась презрительная усмешка. Эпстайн вдруг почувствовал необъяснимую пока неприязнь к вдове Уилдона. Он заподозрил, что она поверхностна и глупа, и более внимательно пригляделся к обстановке, ища подтверждение своим подозрениям в картинах и изящных безделушках. Потом, увидев на полке с изысканным фарфором вставленную в рамку фотографию двух девочек, он устыдился.

— Моральный аспект? — повторила миссис Уилдон.

Усмешка ее через пару секунд растаяла, и когда она заговорила вновь, то уже явно перенеслась в какие-то иные глубины памяти, в другую давнюю жизнь, и ее голос, казалось, доносился издалека.

— Да, полагаю, присутствовал. Он стремился установить связи между убийствами и исчезновениями. Разговаривал с отставными полисменами, нанимал частных сыщиков, навещал скорбящих родственников. Если порядочные люди умирали при необычных обстоятельствах или бесследно исчезали, то он пытался собрать все возможные сведения о них самих и об их жизни. В большинстве случаев не выяснялось ничего особенного: подтверждались версии аварий, домашних скандалов, завершившихся насилием, или просто смертельного невезения человека, не вовремя столкнувшегося с убийцей. Но в отдельных…

Она умолкла и закусила губу.

— Продолжайте, миссис Уилдон. Прошу вас.

— В отдельных случаях он возлагал вину на одного человека, который действовал в северном штате вашей страны и, соответственно, в южной провинции нашей федерации. С ним соглашались и полицейские, проводившие расследования, но они никак не могли установить связь между преступлениями. В любом случае — так, по-моему, обычно говорится — имелись лишь косвенные улики: подозрительная физиономия в толпе, мелькнувшая на экране фигура, и ничего больше. Я видела эти фотографии. Иногда с ним появлялся другой человек: жуткого вида лысый урод с отвратительной такой опухолью на шее.

Она коснулась рукой своего горла, и Эпстайн вздрогнул.

— Брайтуэлл! — воскликнул он. — Фамилия это урода была Брайтуэлл.

— А второго? — спросила миссис Уилдон.

— Второго не знаю.

Уилдон намекал на что-то в таинственном сообщении, отправленном Эпстайну. Он вообще обожал таинственную афористичность.

— Жаль, — сказала она. — Ведь именно он убил моих детей.

Она произнесла это таким будничным тоном, что Эпстайну даже на мгновение подумалось, что он ослышался. Но слух не подвел его. Миссис Уилдон сделала глоток чая и продолжила:

— Моего мужа заинтересовало то, что эти подозреваемые или очень похожие на них люди неожиданно обнаруживались совершенно не изменившимися на старых фотографиях в отчетах о преступлениях тридцати-, сорока-, даже пятидесятилетней давности. Он полагал также, что заодно с ними действовала одна женщина, но свидетельства ее соучастия были редки либо она проявляла больше осторожности. Задумавшись о такой странности, муж пришел к выводу: под видом мужчин и женщин жили какие-то другие существа, некая древняя нечисть. В общем, абсурд какой-то. Помню, я так ему и сказала — «абсурд», хотя его слова меня испугали. Мне захотелось остановить его, но он вел поиски с отрешенной целеустремленностью и ничуть не сомневался, что сумеет докопаться до правды. А когда они забрали моих девочек и похоронили их заживо в одной могиле, я поняла, что его вывод далеко не абсурден. Мы не получали никаких предупреждений, никаких угроз расправы с семьей, если муж не перестанет совать нос в их дела. Расплата последовала мгновенно.

Она поставила чашку и оттолкнула блюдце в сторону.

— Да, господин Эпстайн, во всем виноват мой муж. Те преступники, кем бы или чем бы они ни являлись, убили моих девочек, но именно мой муж навлек их гнев на нас, и я возненавидела его за это. Я ненавижу его и ненавижу вас за то, что вы потворствовали ему. Все вы ответственны за то, что мои дочери задохнулись в грязной яме.

Миссис Уилдон говорила все тем же равнодушным голосом. Никакого гнева. Таким же тоном она могла обсуждать возвращение в магазин бракованного платья или разочаровавший ее фильм.

После той трагедии они с мужем разошлись, подобно обломкам тонущего корабля, разнесенным прихотливыми волнами. Она разделяла его желание найти и наказать виновных в смерти их детей, но не хотела больше жить с мужем под одной крышей, не хотела видеть его ни в своем доме, ни в своей кровати. Он также от нее больше ничего не хотел, ушел из их общего дома и перебрался в одну из своих квартир, потеряв интерес и к своему бизнесу. Их могли объединить только воспоминания и своего рода ненависть.

— Тогда, в тот вечер тринадцатого июля две тысячи первого года, он позвонил мне. Сказал, что нашел человека, убившего наших девочек, того самого человека с фотографий. Он жил в окрестностях реки Сагеней, на какой-то трейлерной стоянке, окруженной вороньими гнездами.

— А как его звали?

— Он называл себя Малфасом.

«Символичный выбор», — подумал Эпстайн. Демон Малфас — один из великих князей преисподней, обманщик, изобретатель.

Вороний бог.

— Муж сообщил мне, что они схватили его. Накачали снотворным и нашли доказательства былых или будущих преступлений.

— Они?