Читаем Чарльз Мэнсон: подлинная история жизни, рассказанная им самим полностью

Лин тоже утешала Рут Энн: «Ты еще так молода, что все, сказанное родителями, для тебя закон, но если ты выйдешь замуж, родители уже не смогут говорить тебе, что делать. Ты сможешь принимать решения сама», — сказала она девочке.

Через несколько недель после нашего отъезда Туг Энн вышла замуж за какого-то водителя автобуса и стала самостоятельной. Вскоре после свадьбы она оставила мужа и нашла нас в Лос-Анджелесе.

Хотя мы уехали из Сан-Хосе и без дочки его преподобия, Дин Мурхаус вновь возник на нашем пути, причем тогда, когда его никто не ждал. Как он нас отыскал, ума не приложу, но, думаю, черный школьный автобус, набитый девочками, — это все-таки не иголка в стоге сена.

Мы остановились в притоне у одного моего приятеля. Я закинулся кислотой и получал свое удовольствие. Откуда ни возьмись, появляется Дин в сопровождении еще одного мужика, который нацеливает мне в лоб что-то больше похожее на настоящую пушку, чем на обычный пистолет. Приятель Дина держал меня на прицеле, пока побагровевший от ярости проповедник обзывал меня мерзким ублюдком, насилующим детей. Похоже, после нашего отъезда Рут Энн не смогла сдержать слез. На вопрос отца, отчего она плачет, дочка ответила: «Папочка, я люблю Чарли. Мы занимались любовью, и я хочу быть с ним». Дин не обратил внимания на это «мы занимались любовью» и пришел разделаться со мной, будто я избил девочку и изнасиловал ее.

В его угрозах сквозило все что угодно, только не религиозные мотивы. Дин хотел на ком-нибудь отыграться. Если бы я знал о его появлении, пожалуй, я бы где-нибудь спрятался. Во всяком случае, меньше всего я хотел спорить под дулом пистолета. Самым спокойным своим голосом я попросил одну из девушек принести Дину и его другу чего-нибудь безалкогольного, выслушивая, как он поносит меня на чем свет стоит. Он угрожал вызвать полицию, сделать мне кастрацию и превратить мою задницу в котлету. Наконец, он стал утихать. Дождавшись, когда его голос стал почти обычным, я сказал: «Слушай, Дин, это ведь только между нами. Почему бы тебе не сказать своему приятелю, чтоб он опустил пистолет, и нормально со мной поговорить, чтобы мы с тобой уладили дело?» Дин кивнул головой в знак согласия, после чего его приятель убрал пушку и ушел. Я дал проповеднику таблетку с кислотой, сказав, что это поможет ему успокоиться. Он помедлил, посмотрел на таблетку бессмысленным взглядом и проглотил ее, запив глотком кока-колы. Потом он взялся за старое и стал описывать, что со мной будет в аду. Когда кислота начала действовать, заговорил уже я. «Слушай, ваше преподобие. Ничего грязного я с твоей крошкой не сотворил. Я сделал лишь то, о чем ты думаешь каждый раз при взгляде на хорошенькую девушку. Ты у нас проповедник, тебе должно быть известно, что вожделение — это такой же грех, как и совокупление. Эй, я сделал всего-навсего то, чего хотелось бы тебе. И ты не можешь обвинять в этом меня или девочку. Если бы ты уделял побольше внимания своей семье и поступал так, как ты проповедуешь, девочка не стала бы искать способ сбежать из дома. Старик, разве ты не видишь, что со всеми твоими религиозными убеждениями ты не даешь своей дочери возможности жить собственной жизнью. В наше время дети быстро взрослеют. Им нужна свобода действия. Свобода, не ограниченная родителями, запертыми во вчерашнем дне...»

К этому моменту кислота отправила Дина в доселе невиданный мир. Я не знал, как он отреагирует, но почувствовал, что спасся от насилия. Не желая испытывать удачу, я предложил ему сесть в машину приятеля и отправиться домой. Он ушел без всяких споров. И хотя недели спустя он нашел меня вновь, на этот раз не потому, что хотел отомстить за дочь: он искал кислоты, чтобы снова перенестись в мир, против которого он всю жизнь проповедовал.

За несколько недель до того, как мы решили отправиться на юг, во Фриско, мне повстречалась одна дамочка. Больная триппером тетка, в свои сорок пять лет она экспериментировала со всем подряд. На момент нашей встречи она всерьез увлеклась поклонением дьяволу и прочими сатанинскими штуками. Я не особо бывал там, куда она меня приглашала, но мы с ней частенько обсуждали плюсы и минусы различных верований. В результате она пригласила меня к себе на Топанга-Каньон, случись я там. И вот я был в Лос-Анджелесе, ожидая каких-нибудь подвижек с записью музыки. Нам нужно было где-нибудь оставить автобус на время, так что мы отправились искать дом этой женщины. Проехав бульвар Топанга-Каньон, мы оказались у двухэтажного дома с необычной винтовой лестницей, который одна из девушек тут же окрестила «Спиральной лестницей».

Я не слишком знаком с историей этого места, знаю только, что задолго до нашего появления здесь назначали встречи, развлекались, хипповали и иногда скрывались. Множество разных людей пользовались уединенным расположением дома в своих целях, и странные, как сама владелица дома, под кайфом и с прибабахом люди были здесь частыми гостями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее