Читаем Чарльз Мэнсон: подлинная история жизни, рассказанная им самим полностью

В зависимости от качества и количества дозы, кислота не всегда оборачивается приятным трипом, но в любом случае она вызывает галлюцинации, далеко выходящие за пределы повседневного мышления, и ярчайшие образы, создаваемые воображением. Кроме того, кислота может проникнуть в подсознание и вызвать глубоко запрятанные мысли, давно позабытые мечты, реальные или воображаемые события из прошлого.

За наглядным примером вернусь к тем дням, когда я жил в исправительном доме Гибо. Ночь. За окном воет буря. День или два назад меня навещала мать. Мне ужасно одиноко. Это был один из моментов в моей жизни, когда я чувствовал одиночество острее всего. Лежу в постели. Мое горе и жалость к себе так велики, что я не могу удержаться от слез. Чтобы не разбудить других мальчиков, я встаю и иду к окну, которое находится недалеко от ближайшей кровати. Я стоял у окна и смотрел в темную, дождливую ночь. Я плакал и хотел для себя другой жизни. Чем больше я думал и жалел себя, тем сильнее лились из моих глаз слезы. В конце концов я упал на колени и обратился к Богу, испытывая сильнейшие для двенадцатилетнего мальчика эмоции. Наверное, моя молитва могла показаться эгоистичной, поскольку я просил лишь для себя. Но мне были не нужны ни богатство, ни какие-то вещи, которых обычно может пожелать ребенок. Я просил лишь о том, чтобы кто-нибудь сильно любил меня, чтобы я был ему нужен.

Закончив молиться, я продолжал стоять у окна и смотреть, как дождь хлещет в стекло. Я раздумывал, на самом ли деле где-то там наверху есть Бог и, если так, слышит ли он меня. За окном гремел гром, и вспышка молнии озарила небо. Я прижался лицом к оконному стеклу. Как раз в этот момент сверкнула очередная молния — и за окном я увидел Иисуса. Он не сказал мне ни слова, просто слегка улыбнулся и ободряюще кивнул головой. Я вернулся в кровать с ощущением какой-то тайны. Мои слезы высохли. Утром я уже не знал, приснилось мне это видение или я действительно стоял ночью у окна. Возможно, все дело было лишь в сильном воображении мальчика, мечтавшего о том, чтобы все было по-другому. Чтобы не выглядеть в глазах других людей психом или не вызвать насмешек, я мало кому рассказывал о той ночи. Долгое время я думал, что тогда со мной случилось что-то очень хорошее. Но шли недели, месяцы и годы, а в моей жизни так ничего и не менялось, и никто меня не любил. Я перестал вспоминать ту ночь.

В «Спиральной лестнице» это воспоминание вернулось ко мне. У меня был немалый опыт по части кислоты, и мне было знакомо ценное состояние, ею вызываемое: разум словно пробуждается и видит мир, начинающийся там, где заканчивается реальность. Раньше я уже чувствовал вибрации космической энергии и наслаждался созданными психикой образами, но этот трип позволил мне ощутить самое глубокое проникновение в суть вещей, пережить сверхчувственное восприятие, столкновения с демонами, погружение в божественное и общение с многочисленными богами, о которых я только знал.

Я снова был мальчиком и стоял у того окна. Я уже поднялся с колен. Рядом со мной был какой-то мужчина в длинном белом одеянии. Он не был похож на Иисуса, как в моем детском видении, но чувствовалось, что это кто-то святой. Мы висели в воздухе. Рука мужчины лежала у меня на плече. Он хранил молчание, но я услышал усиленное раскатами эха послание, словно идущее с небес: «Вот, Чарли, те, кто тебя любят, и ты нужен им». Слова раздавались у меня в ушах, проникая в каждую пору моей кожи, наполняя тело пониманием того, что уловил разум. Все еще находясь в воздухе, я обвел взглядом море лиц, выражавших любовь и доверие. Они смотрели на меня. Слова растаяли, и человек в белом одеянии поплыл прочь. Когда он исчез, из мальчика я превратился в мужчину, облаченного в белые одежды.

Видение оставило меня. Я мельком взглянул на свою одежду и понял, что это не белое облачение. Я стал искать море лиц, но обнаружил лишь четырех девушек с остекленевшими глазами. Они унеслись в свои трипы. Мы по-прежнему сидели, как индейцы, в комнате, где все остальные тоже были под кайфом.

До меня дошло, что увиденное мною — результат действия кислоты. Но в то же время, оглядывая комнату, я читал лица людей, как открытую книгу. Я мог проникнуть в их сознание или тело, если бы захотел. Вот напротив нас сидел какой-то великан, только что не Будда. Он не отрывал от нас взгляда с тех пор, как мы уселись на полу. Он пялился с презрением и злостью. Понятия не имею, с чего бы вдруг. Его пристальный взгляд бесил меня. Как только я отметил это раздражение, какая-то пошатывающаяся парочка, направляясь в другую комнату, опрокинула тяжелую напольную лампу, поранив тому человеку голову. Я улыбнулся и отвел от него взгляд, чувствуя себя так, словно это я нанес ему удар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее